Владимир Корнилов

Заполночь

(отрывок из поэмы)

Радио прошипело —

Что — не расслышал слов.

Ну, а потом Шопена

Кажется, понесло.

— Умер! Ты слышал радио? —

Маша меня трясла,

Но, одурев со сна,

— Шла бы, — сказал я, — к матери…

…

В Клязьме, в Мытищах, в Лоси

Флаги уже с каймой,

А в электричке — слезы,

Выдохи — Боже мой!

Горе на самом деле

И — фейерверк идей:

— Будет лежать неделю.

Ленин лежал пять дней! —

Сведенья, пренья, мненья

И весь упор на том:

— Кем же его заменим?

— Нету таких! — Найдем!

Спор и подбор по сходству:

— Нету!- Есть! — И опять:

Приступы идиотства:

— Видно, Москву придется

Переименовать…

Смерть. А к добру ли, к худу —

Надобно посмотреть.

Я принимал покуда

Только всю сумму — смерть.

<…>

На панели снег желтел,

День весенний свету радовался.

Я подметок не жалел

И летел, не оборачивался.

Шел народ в Колонный зал,

Где лежал Генералиссимус,

Ну, а я углы срезал,

Обожая независимость.

Как-нибудь уж без меня

Горе с преданностью выразите!

Я и так сгубил три дня

Из отмерянных шестидесяти!

<…>

По Мещанке* пер народ,

Глух и одержим.

Пер до Сретенских ворот,

Где заслон машин,

Где стоял библейский гвалт,

Мутный плавал пар

И до Трубной спуском в ад

Выглядел бульвар.

Полоумная толпа

По бульвару шла.

И еще была добра,

И уже — страшна.

Шла, как стадо, как табун,

К Трубной на убой…

Шла, как раньше шла на бунт,

Нынче — на футбол.

И меня попутал бес,

Стих нашел — и вмиг

Я с девчонкою полез

Через грузовик! ...

Вниз! Поскорее вниз!

Хуже овец Панурга…

Резаный детский визг

Слева навесил в ухо…

Женский звериный крик:

— Димка! Да где же Димка?! —

Интеллигент-старик

Высказался: Ходынка…

Ехал паркетом наст,

Некоторые падали…

Крепко прижали нас

К стенке райкома партии.

Крики: Да как же так?!

Вопли: Да что такое?!

Кто изрек: Бардак!…

Кира шепнула: Гойя.

<…>

Но, позабыв про цель,

Перло людское месиво.

Те, кто был жив и цел,

В общем глядели весело.

Грешники лезли в ад!

И подхватил я ловко

Девушку, как снаряд

от стомиллиметровки...

<…>

… А в небе уж серела

Меж облаками плешь,

И постепенно зрела

С края бульвара брешь.

И наконец отпущенный,

Мутный народный вал,

Как через шлюз, по Пушкинской

Хлынул в Колонный зал.

Утро. А тут — все полночь.

И за горой венков

Молотов, Каганович,

Берия, Маленков…

Гордые и стальные.

Гроб стерегли они.

Четверо. Остальные

Были тогда в тени.

Черный муар и красный,

Въедливый, точно газ,

Подлые слезы рабства

Всем выжимал из глаз.

Стадные слезы дурости…

Но, может быть, сойдясь,

Не по вождю — по юности

Плакали, не стыдясь.

Не по нему — по Родине,

Ох, как чужой ему!...

Траурные мелодии

Околдовали тьму.

— Ладно, прощайте, Сталин.

Больше не ждите слез.

Был я таким усталым,

Еле назад дополз.

<...>

1958-1960

Источник: Архив НИПЦ “Мемориал”, ф.102. Машинопись. Текст, опубликованный в издании: Корнилов В. Избранное : Стихотворения и поэмы.- М.: Советский писатель, 1991.- С.280-286 имеет существенные отличия (в т.ч. сокращения) в сравнении с самиздатским вариантом**.

 * 1-ая Мещанская ул. — ныне часть Проспекта Мира. — Сост.

** Установлено научным сотрудником НИПЦ “Мемориал” С. Быковским. — Сост.