Памяти первых наших
Ненапечатанных строк.
Памяти в юности павших,
Не переживших срок.
Памяти тех, кто упорно
В оттепельных годах —
Сеял златые зерна
И презирал страх!

      Памяти нашей плеяды
Шестидесятых годов —
Не получивших награды,
Не увидавших стихов
В той официальной печати,
Где одинаково всех
Стригли вчерашние тати,
Вылезшие из-под застрех.

      Памяти тех, кто не вынес
Злобы родной страны.
Господи, сохрани нас!
Господи, сохрани!..
Памяти всех непризнанных
До гробовой доски.
Памяти ныне изгнанных...

От автора

Москвичи, которым сейчас за пятьдесят, наверное, помнят, как на площади Маяковского, у памятника поэта, собиралась молодежь и читала стихи, свои и чужие, хорошо известные и «забытые». Здесь можно было услышать Цветаеву и Гумилева, Гиппиус и Клюева, когда их имена почти еще не встречались в официальной прессе. Звучащий самиздат в центре столицы социалистического государства! Это было чудом. И потому собирало толпы. Удивленные, сочувствующие, восторженные и настороженные: что-то будет. И «что-то» не заставило себя ждать: стали появляться добры молодцы, иногда с красными повязками, иногда — без, и — с переменным успехом — разгонять читающих.

В октябре 1961-го чтения прекратились. Поползли слухи: всех посадили, выслали... Мало кто знал, что же произошло в действительности, но в Москве стало скучнее — это почувствовали многие.

...Время было бурное, и вечера на площади постепенно забывались. Кого-то в самом деле посадили, кто-то ушел в частную жизнь, у большинства выступавших и слушавших появились другие интересы.

В начале 70-х о площади рассказал один из активных «маяковцев» — Владимир Осипов. В журнале «Грани»... Только кто же в России мог прочитать этот «вражеский» журнал? Позже появилась книга Владимира Буковского «И возвращается ветер...» — сначала на Западе, а в 1990 году и в России — и там глава о «Маяке».

Я тоже бывала на площади, но писать о ней... Такое почему-то не приходило в голову. Даже и в перестроечные времена, когда никакие внешние препятствия уже не мешали.

В начале 90-х я стала работать в Научно-информационном и просветительском центре «Мемориал» и занялась так называемой устной историей — брала подробные интервью у людей, так или иначе связанных с диссидентскими кругами. Мы — группа исследователей, обратившихся к истории диссидентского движения, — полагали, что для нашей темы важны не только данные о политических и правозащитных выступлениях недавнего прошлого, но и свидетельства о самых разных проявлениях инакомыслия: от прямой конфронтации с властями до устройства своей частной жизни без оглядки на насаждаемые официальной идеологией нормы. Инакомыслие могло выражаться в исповедовании той или иной религии, нежелании вступать в комсомол, чтении запрещенных книг, посещении квартирных выставок и т.д.

Беседовать я предпочитала с людьми своего поколения и своего круга, и как-то само собой получилось, что большинство из них в какой-то степени оказались причастны к несанкционированным молодежным сходкам на площади Маяковского в 1958–1961 гг. Да и в биографиях некоторых известных диссидентов (например Юрия Галанскова, Владимира Буковского, Владимира Осипова, Эдуарда Кузнецова) «Маяковка» сыграла немаловажную роль, став отправной точкой их духовного и гражданского становления. Когда эта закономерность была замечена, возникла идея книги о «Маяке». Точнее, о поколении, пришедшем на площадь. И поэтому пусть не удивляется читатель, обнаружив здесь рассказы — иногда довольно подробные — не только о том, что происходило непосредственно у памятника, но и о детстве, и о последующей судьбе некоторых завсегдатаев площади.

В книге есть некоторые сюжетные повторы — когда множество людей рассказывают об одних и тех же событиях, это неизбежно. И, думается, необходимо: историческая истина выкристаллизовывается только из сплетения множества голосов — как противоречивых, так и вторящих друг другу.

К сожалению, мне не удалось поговорить ни с членами оперотрядов, разгонявших толпу у памятника, ни с партийными и комсомольскими боссами, курировавшими площадь, ни с кагэбэшниками, отправившими лидеров «Маяковки» в лагерь. Когда эта книга выйдет в свет, возможно, кто-то заметит, что в ней не хватает еще каких-то важных свидетельств, — я буду благодарна за любую дополнительную информацию, за всякое дельное замечание.

Как ни ценны материалы «устной истории», передающие сам дух эпохи, писать историю «Маяковки» (и вообще всякую историю) невозможно, не обращаясь к источникам письменным. Поэтому в книгу естественным образом вошли и стихи, звучавшие на площади, и газетные статьи тех лет, и архивные документы. (Увы, документы из архива КГБ так и остались недоступными.)

Так что же в итоге представляет собой эта книга: мемуарный сборник или исследование? Такие атрибуты научной работы, как библиографические ссылки, обширный комментарий, биографические справки, именной указатель, — в наличии. Однако профессиональные историки вряд ли отнесут сей труд к жанру научной литературы. И будут правы. Какую роль сыграла «Маяковка» в общественной жизни тех лет? Каково ее место в истории советского андеграунда? Что дал ее опыт — положительный и отрицательный — последующему диссидентскому движению? На эти вопросы я отвечать не берусь. Ибо — сознаю — не гожусь в беспристрастные судьи. Строго научную историю площади напишут будущие исследователи — им и карты в руки, и эта книга в помощь.

Если усталый от возраста, быта и всякой дряни мой ровесник, листая эти страницы, вспомнит «нашей юности буйную рань» и улыбнется просветленно, а человек молодой, «упакованный», как нам и не снилось, и мечтающий махнуть на Канары, пожалеет о том, что в современной Москве, с ее дискотеками и ночными барами, не читают стихи на улицах и Садово-Триумфальная площадь давно уже не «Маяк», — я достигла своей цели. Другой у меня не было.

* * *

Все интервью, кроме особо оговоренных случаев, и все литературные записи (родившиеся также из интервью) сделаны мною в 1993–1995 годах. Мною же даны все эпиграфы и почти все заголовки. В качестве посвящения взято стихотворение М.Юппа.

Архивные документы найдены и переданы мне сотрудником НИПЦ «Мемориал» Геннадием Кузовкиным, за что приношу ему глубокую и искреннюю благодарность. Благодарю также Михаила Каплана, безотказно консультировавшего меня по всем вопросам, — его уникальная память сохранила множество имен, фактов, деталей.

Моя искренняя признательность Наталье Кравченко и Арсению Рогинскому, помогавшим замечаниями и советами на всех этапах создания этой книги.

Людмила Поликовская