2. Ответственность КПСС за массовые репрессии

Материалы этого раздела по своему характеру относятся к темам, изложенным в разделах 3 и 5. Однако вследствие того, что массовые репрессии занимают особое место в судьбах народов нашей страны, мы сочли необходимым посвятить ей отдельный раздел .

Репрессии, проводившиеся в СССР внесудебными органами (коллегиями ВЧК, Губ.ЧК, ОГПУ, Особым совещанием НКВД), осуществлялись по приказам и циркулярам ВЧК-ОГПУ-НКВД, которые, в свою очередь, в точности претворяли в жизнь решения высших партийных органов — съездов партии, пленумов ЦК, решений Политбюро ЦК. Прямое вмешательство ЦК в практику внесудебных репрессий, независимо от того, имело ли оно усугубляющую или смягчающую интенцию (например, решение Политбюро от 10.07.1931 г. о внесении всех смертных приговоров Коллегии ОГПУ на утверждение ЦК ВКП(б) — Прил. IV, док. 1), свидетельствует о том, что и в этом вопросе партийный аппарат оставался верховной контролирующей инстанцией.

Уже с первых лет Советской власти репрессии, проводимые карательными органами, приобрели массовый характер — например, борьба с казачеством, духовенством и т.д., вплоть до так называемого раскулачивания.

Для иллюстрации роли партии в осуществлении массового террора мы, как основной пример, взяли историю операции по «очистке» страны от антисоветских элементов в июле 1937 — ноябре 1938 г., которой, конечно, не исчерпывается перечень санкционированных партией массовых репрессий.

Директивой, положившей начало массовым расстрелам, стало решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 02.07.1937 «Об антисоветских элементах» (см. Прил. IV, док. 1a,), где местным партийным органам секретарям обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий предлагалось представить в ЦК персональный состав троек, «а также количество подлежащих расстрелу» или «высылке» (последний термин в партийных документах данного периода обозначал заключение в лагерь) в их регионах. В течение июля 1937 года были утверждены в Политбюро составы троек по проверке антисоветских элементов. В их состав включались начальники местных НКВД (в качестве председателей), а местные руководители ВКП(б) (1-й или 2-й секретари обкомов, крайкомов) и областные-краевые прокуроры или их заместители в качестве членов. Тройки создавались в каждой области или крае. Конечно, в обстановке 1937-38 годов состав троек не был, да и не мог быть, постоянным: сменяемость, объяснялась, в частности, и арестами. Но во всех случаях персональные составы троек утверждало своим решением Политбюро.

Так, в состав тройки по Ленинградской области первоначально был включен П.Смородин — 2-й секретарь обкома, позже в связи с его переводом на работу 1-м секретарем Сталинградского обкома его сменил А.А.Жданов — 1-й секретарь Ленинградского обкома. А в 1938 по просьбе А.А.Жданова членом тройки вместо него был решением Политбюро от 27.09 утвержден Т.Штыков, 2-й секретарь обкома (см. Прил. IV, док. 28).

В течение июля 1937 года секретари обкомов-крайкомов ВКП(б) направили в ЦК сведения о количестве лиц, подлежащих расстрелу. Представил в ЦК такую сводку и Н.С.Хрущев (см.Прил. IV, док. 4, л. 1). На основе этих данных и с учетом директивы ЦК, в НКВД был подготовлен проект приказа «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др.антисоветских элементов» и представлен на утверждение Политбюро. 31.07.37 Политбюро утвердило проект приказа и тем же числом он был оформлен по НКВД за N 00447 (см. Прил. IV, док. 8, л. 1). В приказе перечислялись составы местных троек и определялся лимит подлежащих осуждению по первой категории (расстрел) и по второй (заключение в лагеря). Общее число подлежащих репрессиям составило 268.950 человек, из них — расстрелу — 75.950 человек, в том числе и 10 тыс. уже осужденных и находящихся в лагерях НКВД. Цифры, приведенные в приказе, как правило были округлены и отличались от поданных с мест в меньшую или большую сторону. Отличались от заявленных с мест и составы троек (так, по Московской области сам себя предложивший (см.Прил. IV, док. 4, л. 1) Н.С.Хрущев, 1-й секретарь МК и МГК ВКП(б), не был включен в состав тройки, — его заменил 2-й секретарь Волков). Оговаривалось приказом и упрощенная процедура следствия.

Таким же порядком было принято решение Политбюро от 20.07.1937 о репрессиях против немцев: «Предложить т. Ежову дать немедля приказ по органам НКВД об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах...», и «о ходе арестов и количестве арестуемых сообщать сводки (ежедневные) в ЦК» (см.Прил. IV, док. 6, л. 1); соответствующий приказ был издан Ежовым за N 00439 от 25.07.37.

Аналогичный приказ, касающийся поляков, также утверждался на Политбюро 09.08.1937 и был выпущен по НКВД за N 00485 от 11.08.1937. Позже появились приказы о корейцах, латышах, эстонцах, финнах, поляках, греках, китайцах, иранцах, румынах и т.д.

Следственные дела на указанных в этих приказах лиц также предлагалось вести в порядке, определенном приказом НКВД N00447 от 31.07.1937.

Уже вскоре после выхода приказа о проведении «операции» обкомы и крайкомы, исчерпав отпущенные им лимиты на расстрелы, запросили их увеличения. Так секретарь дагестанского обкома Самурский 26.09.1937 шифротелеграммой просил увеличения лимита по первой категории с 600 до 1200 и по второй с 2478 до 3300. Своим решением от 26.09.1937 Политбюро увеличение лимита до запрашиваемых величин утвердило.

С подобной просьбой — разрешить дополнительно расстрелять 700 человек — обратились в ЦК и НКВД 22.09.1937 из Еревана выехавшие туда Микоян А.И. — член Политбюро ЦК, Маленков Г.М. — зав.отделом руковод.парт.органов ЦК и Литвин М.И. — начальник 4 отдела ГУГБ НКВД. Решением Политбюро от 24.09.37 их просьба была удовлетворена (см.Прил. IV, док. 13, л. 1). Как правило, подобные просьбы шли с мест за подписями 1-х секретарей или начальников УНКВД. Увеличение же лимитов производилось решениями Политбюро ЦК.

Согласно уже упомянутым здесь решению Политбюро ЦК и Оперативному приказу НКВД — оба от 31.07.37 — всю «операцию» предписывалось закончить в 4 месяца. Но этого не произошло. Решением Политбюро от 31.01.38 (см.Прил. IV, док. 17, л. 1) «операция» была продолжена до 15.04.1938, более того, НКВД предлагалось «провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР» (Прил. IV, док.18, л.1). Этим же числом датируется и решение Политбюро о дополнительном лимите 22 республикам, краям и областям. Просьбы об увеличении лимитов продолжились и в 1938 году. Так, 02.02.1938 1-й секретарь Горьковского обкома Ю.Каганович запросил дополнительный лимит по первой категории 3.000 (см. Прил. IV, док. 19, л. 1). Решением Политбюро от 17.02.38 дополнительно разрешалось Украине провести аресты и рассмотреть дела на тройках в пределах 30 тысяч человек.

Но и 15.04.1938 «операция» не была закончена; местные руководители, исчерпав лимиты, просили их увеличения еще и еще, получали разрешения, и расстрелы продолжались. Например, 17.07.1938 с просьбой рассмотреть на тройке дела по первой категории обратился 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К.Пономаренко, 25.08.1938 — 5 тысяч по первой категории просили 1-й секретарь Иркутского обкома Филиппов и начальник УНКВД Малышев.

15.09.1938, рассматривая ход следствия по делам на «арестованных по к.р. национальным контингентам», Политбюро подтвердило полномочия и состав особых троек, напомнив при этом, что они состоят из «первого секретаря обкома, крайкома ВКП(б) или ЦК нацкомпартий, начальника соответствующего управления НКВД и прокурора области, края, республики» (см. Прил. IV, док. 24, л. 1).

Понятно, что подобные широкомасштабные операции НКВД требовали денежных средств. И на этот счет имеется пункт решения Политбюро от 31.07.1937: «5. Отпустить НКВД из резервного фонда СНК на оперативные расходы, связанные с проведением операции, 75 млн.рублей, из которых 25 млн. — на оплату железнодорожного тарифа». Этим же решением ГУЛАГу отпускалось авансом 10 млн.рублей на организацию лагерей. Деньги были незамедлительно выделены постановлением СНК N1244-286сс от 01.08.1937. В связи с продлением «операции» Ежов в марте 1938 обратился с письмом на имя Молотова с просьбой о выделении еще 62 млн. рублей (с разбивкой по кварталам 1938 г.). Эта просьба была также удовлетворена (ЦГАОР, ф.9114с (ГУЛАГ), оп. 1, д. 15).

И лишь 15.11.1938 Политбюро вынесло решение о приостановлении всех дел на тройках (см. Прил. IV, док.26, л. 1), а 17.11.38 Политбюро решило ликвидировать тройки: «впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или особого совещания НКВД СССР» (Прил. IV, док. 26, л. 1).

Тем же числом датируется и Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» (также принятое на Политбюро). В нем говорилось о большой работе, проведенной органами НКВД, и о том, что она сыграла положительную роль. Однако подчеркивалось, что операции 1937-38 гг. привели к ряду извращений в работе НКВД и Прокуратуры и к массовым арестам. «Работники НКВД, — говорилось в постановлении, — настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых »лимитов" производства массовых арестов". Напомним, что «так называемые ‘лимиты’» были придуманы и утверждены самим же Политбюро за 16 месяцев до этого; очевидной причиной ноябрьского Постановления 1938 г. было намерение откреститься от наиболее одиозных форм террора и, вероятно, подготовить почву для начинавшейся чистки самого НКВД.

Следует отметить, что в Постановлении от 17.11.1938 не было сказано ни слова о физических мерах воздействия на подследственных. Эти методы, т.е. пытки, применялись широко с 1937 г. по решению ЦК ВКП(б). Доказательством тому служит шифротелеграмма от 10.01.39, направленная И.В.Сталиным первым секретарям партийных организаций на местах: «ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. ... ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод» (Прил. IV A, док. 1, лл. 1-2). Такое разъяснение потребовалось в связи с тем, что некоторые партийные руководители превратно (т.е. в духе восстановления законности) истолковали постановление от 17.11.38. Шифротелеграмма от 10.01.1939 продолжала считаться руководящим указанием и в послевоенные годы (см. об этом в докладе Министра ГБ СССР Абакумова Сталину 17.07.1947, где подробно излагается «сложившаяся в органах МГБ практика ведения следствия» — Прил. IV A, док. 7a, л.7). Пытки и истязания в органах ГБ не прекращались до 1953 года и были официально отменены приказом по МВД СССР N 0068 от 04.04.1953, подписанным Л.П.Берия, где прямо говорилось, что в МГБ было принято «широкое применение различных способов пыток: жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течении нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодные карцеры и др.». И далее Л.П.Берия приказывал: «Ликвидировать в Лефортовской и Внутренней тюрьмах организованные руководством б.МГБ СССР помещения для применения к арестованным физических мер воздействия, а все орудия, посредством которых осуществлялись пытки, уничтожить» (ЦОА МБРФ, ф. 66, оп. 1-т, д. 128г, л. 7).

В 50-е годы, когда в стране развернулась реабилитация жертв массовых репрессий, «за нарушение соцзаконности» были осуждены некоторые бывшие работники НКВД-МГБ, хотя их количество ничтожно — не более 100 человек (многие, правда, были изгнаны из органов или лишились партийного билета). Но при этом ни один партийный руководитель из состава Политбюро или местных троек 1937-38 гг. в уголовном порядке наказан не был.

Ликвидация «троек» и смена руководства НКВД в 1938 г. не привели к прекращению внесудебных репрессий. Особое совещание при НКВД СССР стало чаще проводить свои заседания. (Прил. IV A, док. 2). О результатах каждого из них регулярно ставился в известность ЦК партии.

В 1940-1952 гг. продолжались массовые репрессии против отдельных категорий населения. Как и раньше, постановления по этим вопросам принимались ЦК ВКП(б) по согласованию с секретарями ЦК соответствующих союзных республик. Так, в 1941 г. было проведено массовое выселение в отдаленные районы СССР некоторых категорий граждан Литвы, Латвии, Эстонии и западных областей Белоруссии. Лимиты на выселение при этом не устанавливались, а итоги подводились в конце «операции» (Прил. IV A, док. 3-6).

Репрессии во время Отечественной войны, в первую очередь депортации народов 1943-44 гг., санкционировались чрезвычайным органом власти — Государственным комитетом обороны (куда, напомним, входили многие члены Политбюро). Однако партийные органы на местах были активными проводниками этой политики. После войны установился прежний порядок принятия решений о репрессиях и выселениях. 22.08.1951 секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Патоличев запросил у ЦК КПСС разрешения выслать из западных районов республики «в северные районы страны» еще 6257 кулаков. (Прил. IV A, док. 8, л. 8-9). 18.09 того же года Политбюро ЦК КПСС разрешение на эту операцию дало, назначив и ее конкретный срок — апрель 1952 г. (Прил. IV A, док. 8, л. 1). Совет Министров СССР в тот же день принимает соответствующее постановление (там же, л. 2-3).

Наконец, осенью 1952 г. секретарь ЦК КП(б) Молдавии Л.И.Брежнев, не удовлетворенный размерами высылок из его республики в 1949-51 гг. («всего» 38415 человек) просит завершить очистку Молдавии «от кулаков и сектантов». Такая операция была запланирована Политбюро ЦК ВКП(б) на апрель 1953 г. (Прил. IV A, док. 9).

Из вышеизложенного с очевидностью следует, что:

1. Центральный аппарат партии явился инициатором крупномасштабной репрессивной кампании 1937-1938 гг., организовав на местах особые тройки как орган для внесудебных расправ, дополнительный к Особому совещанию при НКВД (существовало с ноября 1934 по сентябрь 1953).

2. ЦК партии определил формы, методы и сроки проведения внесудебных расправ.

3. Партия, в лице своих выборных руководителей, определила категории (в том числе и по национальному признаку) граждан, подлежащих репрессиям и характер применяемых к ним репрессивных мер. Значительной части репрессируемых Центральный Комитет определил в качестве меры наказания смертную казнь.

4. Партия определяла на местах (совместно с органами НКВД) количественные показатели репрессий (а ЦК партии их утверждал) и корректировала в дальнейшем эти показатели в сторону увеличения.

5. Партийные секретари республиканских, краевых и областных партийных организаций были обязаны входить и входили в органы внесудебных расправ с соответствующими предложениями, утверждая своей подписью списки лиц на осуждение и определяли, как члены троек, меру наказания — расстрел или срок заключения в лагерях.

6. Партия санкционировала многомиллионное финансирование террора из государственных средств.

7. Партия была инициатором широкого применения мер физического воздействия к арестованным, т.е. пыток, практиковавшихся до 1953 г.

8. Партия была инициатором не только массовых репрессий эпохи «большого террора», но и других репрессивных кампаний против народов нашей страны.

Таким образом, мы можем документированно утверждать, что Коммунистическая партия, как организация, несет полную ответственность за развертывание в стране массового террора, который можно квалифицировать как преступление против человечности.

Сокрытие правды о репрессиях

Необходимо отметить, что декларативно осуждая террор 30-х — 50-х годов, партия, вплоть до августа 1991 г., официально не отмежевалась от террора 20-х и карательной политики 60-х — 80-х гг., в которых она также принимала непосредственное участие.

В этой связи стоит отметить, что Указ 13.08.90 «О реабилитации жертв политических репрессий 20-50-х г.г.» — во-первых, подписан не Генеральным секретарем ЦК КПСС, а Президентом СССР, а, во-вторых, ограничен хронологическими рамками с середины 20-х до начала 50-х гг. (так называемый «ленинский период» и здесь остался в неприкосновенности). Кроме того, осуждая «культ личности» Сталина и террор 30-х годов, КПСС всячески замалчивала роль своего аппарата в целом и роль конкретных руководителей разных уровней в осуществлении массовых репрессий, возлагая ответственность за них на Сталина и его ближайшее окружение и на органы НКВД, якобы «вышедшие из-под контроля» (показательно в этой связи, что партийные работники, участвовавшие в терроре и впоследствии сами пострадавшие от него, были, в отличие от многих репрессированных работников НКВД, полностью реабилитированы). Эта тенденция прослеживалась до самого последнего времени в действиях Комиссии Политбюро по реабилитации, которая, располагая всей полнотой информации о роли партии в массовом терроре, скрывала от народа факты, эту роль подтверждающие, в том числе и цитированные выше документы.

КПСС утаивала не только масштабы репрессий, но и — по крайней мере до 1989 г. — правду о судьбах отдельных граждан.

До сентября 1955 на запросы граждан о судьбе расстрелянных по решениям внесудебных органов родственников давались стандартные ответы: «осуждены к 10 годам лишения свободы без права переписки, но местонахождение их неизвестно». 18.08.1955 Президиум ЦК КПСС принял решение о том, чтобы КГБ по согласованию с Прокуратурой установил иную (но не более правдивую) форму ответа по этому вопросу. 24.08.1955 КГБ было издано указание, согласно которому родственникам расстрелянных следовало сообщать, «что осужденные были приговорены к 10 годам ИТЛ и умерли в местах заключения» (Прил. IV A, док. 10, л. 2). Дата смерти при этом определялась органами КГБ произвольно в пределах 10 лет с момента ареста, вымышленной была и причина смерти. Это привело к тому, что в отношении большинства реабилитированных посмертно граждан в 1955-1961 гг. родственникам были объявлены не соответствующие действительности сведения о смерти (Прил. IV A, док. 11). И только в 1963 г. этот порядок был изменен — родственникам расстрелянных стали сообщать правдивые данные. При этом было решено при ответах за границу сохранить старый принцип (т.е. продолжать давать ложные сведения), а, кроме того, имелось в виду, «что данный порядок не будет распространяться на лиц, в отношении которых ответы давались в соответствии с ранее установленными и действующими в настоящее время порядками рассмотрения заявлений». Таким образом все те, кто получил сведения до 1963 г., были обречены на то, чтобы никогда не узнать истинных дат и обстоятельств гибели своих близких. Все это было решено специальным Постановлением Президиума ЦК КПСС 15.02.1963. (Прил. IV A, док.11).

Сокрытие правды о репрессиях всегда было сопряжено с идеями «политической целесообразности», независимо от того, шла ли речь о массовых расстрелах или о тюремно-лагерных судьбах отдельных лиц

В этом смысле показательна история датского коммуниста Мунк-Петерсона, работника Коминтерна. Будучи арестованным 27.07.37 г., он умер, если верить справке КГБ, 12.11.1940 в тюрьме от туберкулеза. В 1957 в СССР поступил очередной запрос о его судьбе из Дании. А.Громыко и И.Серов, осведомленные о существе дела, тем не менее внесли 01.07.1957 в ЦК КПСС совместное предложение ограничиться сообщением, что Мунк-Петерсон «не находится в Советском Союзе», мотивировав это тем, что и ранее СССР давал такие ответы о его судьбе (Прил. IV A, док. 13). Ср. также многочисленные лживые (по крайней мере до 1957 г.) ответы о судьбе Р.Валленберга, по поводу которых с 1952 по 1986 г. Президиум (Политбюро) ЦК принимал решения 16 (!) раз.

Один из наиболее ярких примеров лжи о терроре — позиция, занятая партийным руководством в вопросе о Катынском расстреле. Ложь, впервые прозвучавшая в годы войны, продолжала упорно отстаиваться и в 70-е и в 80-е годы. Так, 02.03.1973 Политбюро ЦК (П 80/12) утвердило проект указаний совпослу в Лондоне в связи с «антисоветской кампанией вокруг сооружения в Лондоне так называемого »памятника жертвам Катыни". (Прил. IV A, док. 12, л. 1-3). Неудовольствие Политбюро вызвал тот факт, что ответственность за расстрел поляков возлагалась на СССР. И не раз еще Политбюро возвращалось к обсуждению этого вопроса. Например, 5 апреля 1976 (П 3/75) обсуждались «меры противодействия западной пропаганде по так называемому »Катынскому делу". (Прил. IV A, док.12, л.4-5). На этот раз отмечалась необходимость тесной координации шагов СССР и ПНР по «противодействию и нейтрализации антисоциалистических и антисоветских акций и кампаний на Западе в связи с »Катынским делом". (К слову, есть веские, хотя и косвенные основания полагать, что расстрел польских офицеров был санкционирован Политбюро ЦК ВКП(б) на заседании 05.03.1940 г.)

Непременным условием утаивания исторической правды была санкционированная партией закрытость архивов. Ни о какой непредвзятой проверке обществом сведений о репрессиях не могло быть и речи, ибо архивы органов госбезопасности, где эта информация была сосредоточена, никогда не сдавались на государственное хранение. Еще в 1926 г. органам ОГПУ было дано право постоянного хранения архивно-следственных дел. Постоянное нахождение на хранении в КГБ остальных архивных документов, произведенных ведомством, было узаконено решением Политбюро ЦК КПСС от 08.08.1979 (Прил. XI, док. 4) и постановлением СМ за N 769-236 от 10.08.1979. Архивы самой партии, где также были сосредоточены важнейшие документы о репрессиях, вообще не входили в Государственный архивный фонд.

Отметим также, что и процесс реабилитации проходил под руководством партии и под ее полным контролем. На этот счет ЦК КПСС было издано множество постановлений. ЦК определял не только общий ход реабилитации (какие категории граждан ей подлежат, а какие нет, как и в какой срок должна быть проведена реабилитация, какие поручения надлежит выполнить Прокуратуре и правоохранительным органам и т.д.), но и выносил свои решения по некоторым конкретным делам, предопределяя тем самым решение реабилитирующего органа. К примеру, согласие ЦК испрашивалось при реабилитации в 1957 г. бывшего 1го секретаря ЦК КП(б) Белоруссии В.Ф.Шаранговича, осужденного на процессе «Антисоветского Право-троцкистского блока» вместе с Бухариным, Рыковым и др. При этом, хотя несостоятельность их обвинения была столь же очевидна, Бухарин и Рыков реабилитированы тогда не были. (Прил. IV A, д. 10б; см. также вопрос о реабилитации бывшего начальника УНКВД по Дальневосточному краю Т.Д.Дерибаса, — там же, док. 10а).

Понятно, что в данном случае, как и во многих других, связанных с реабилитацией, ЦК КПСС руководствовался, прежде всего, политическими, а не юридическими соображениями.