Защита и сопротивление российских немцев
(1917 - 1930-е гг.)

Д.Брандес, Дюссельдорф

В этой статье хотелось бы коснуться вопроса о том, какова была реакция российских немцев на давление и репрессии со стороны советского режима. На наш взгляд, термины, которыми обычно в таких случаях оперируют  - приспособленчество или сопротивление, может быть, коллаборационизм и сопротивление, не отражают всего комп лекса реакций и поведенческих структур российских немцев.

За последнее десятилетие опубликовано большое количество работ, посвященных репрессиям против советских немцев ¹ . Однако до сих пор мало изучалось поведение немцев в советский период. Это объясняется характером письменных источников, которыми располагают исследователи, и осторожностью, с которой они относятся к воспоминаниям очевидцев  - письменным и устным.

Возникает вопрос, какими терминами мы можем тут оперировать. Мы предлагаем для характеристики немецкого населения, которое в большинстве своем являлось сельским, ввести понятие “резистентность” (Resistenz), которое взято нами из медицины и более точно переводится на русский язык как “сопротивляемость или устойчивость”, в данном случае мы понимаем реакцию организма на болезнь. (Впервые этот термин был использован в исследовательском проекте “Бавария в период национал-социализма” для оценки весьма прохладного отношения к национал-социализму большинства верующего сельского населения.) Позже к этому термину стали прибегать и другие исследователи. В трактовке историка М.Брошата “резистентность  - это сопротивляемость, это холодное отношение к власти, вне зависимости от причин и мотивов” ² .

Резистентность может проявляться и в сохранении относительно независимых институтов и структур в обществе, в соблюдении нравственно-религиозных норм или в защите корпоративных или экономических интересов, в приверженности прежним правовым, художественным и другим принципам, а также в активном противодействии отдельных лиц или целых групп, в гражданском неповиновении, в стремлении к объединению единомышленников вне национал-социалистических организаций или просто во внутренней приверженности отдельной личности убеждениям, противоречащим нацистской идеологии и пропаганде и в возникающем благодаря этому духовном иммунитете.

Все же для характеристики поведенческих реакций русских немцев, проживавших в сельской местности, я считаю более подходящим немецкое слово “Abwehr” и соответствующее ему слово “защита”. Во-первых, дифференцируя эти понятия, мы можем избежать опасности всякий конфликт с властями рассматривать как резистентность. Во-вторых, немецкие деревни, как правило, выступали солидарно против репрессий и давления со стороны партии и государственной власти. Эти репрессии часто проводили представители других этнических групп, городские жители или бывшие немецкие военнопленные.

Нам кажется, что этот термин поможет глубже и точнее охарактеризовать реакцию сельского населения. Конечно, нельзя обойтись и без термина “сопротивление”, однако под ним следует понимать лишь такие открытые выступления против режима, как массовые забастовки, стачки, вплоть до вооруженных восстаний, т. е. те акции, которые требуют определенной организации. Национальному меньшинству обычно трудно бывает оказывать сопротивление, особенно когда это меньшинство (за исключением Республики немцев Поволжья) рассеяно среди других этнических групп. Характерным для образа жизни немцев из этнически гомогенных деревень или районов было стремление к самоизоляции, к тому, чтобы не допускать влияния политических организаций, к сохранению собственных, прежде всего церковных, традиций. На давление извне немецкая деревня отвечала солидарной защитой.

Выше уже говорилось о том, что вопросом “защиты” и “сопротивления” российских немцев историки занимались гораздо менее, чем темой репрессий. Одна из причин этого, на наш взгляд, заключается в том, что представители немецкого меньшинства и в дореволюционной России, и в СССР всячески демонстрировали свою лояльность. Такая позиция обуславливалась рядом причин и, прежде всего, тем, что как национальное меньшинство российские немцы не могли обходиться без защиты со стороны государства, так же как евреи в монархической Пруссии или Австрии.

Постоянная демонстрация своего благожелательно-нейтрального отношения к власти приносила плоды вплоть до 90-х гг. прошлого века, т. е. до тех пор, пока не началась русификация немецкой начальной церковной школы. И на дискриминационные выплески во время первой мировой войны  - депортацию с Волыни, ликвидационные законы, нападки в печати  - российские немцы отвечали заявлениями о своей лояльности ³ . Даже в воспоминаниях или в исторической литературе, посвященных депортациям в период второй мировой войны, в качестве доказательства несправедливости обвинений в реальном или потенциальном предательстве, приводятся рассказы о немецких партизанах, о самоотверженном труде советских немцев в тылу во имя победы ⁴ .

Однако еще до революции, наряду с демонстрацией лояльности, ярко проявлялась и другая черта российских немцев  - стремление обособиться от властей и от живущих по соседству представителей других этнических групп. До 1871 г. от рекрутской повинности колонистов ограждало попечительное управление, на них также не распространялась российская система землевладения, т. е. общинное владение землей. Проживание в национально однородной деревне и религиозные различия давали немцам возможность существовать в узком мирке, где можно было отгородиться от внешних влияний, существовать автономно, избегая вмешательства властей в их жизнь. Активное сопротивление властям не было в целом свойственно российским немцам, об этом свидетельствует их пассивность в период русификации или слабое участие в революционных событиях 1905 и 1917 гг.

С такими глубоко укоренившимися традициями российские немцы встретили новый режим.

На наш взгляд, именно приверженность этим традициям, а вовсе не восприимчивость к новой идее национальной автономии побудили лидеров российских немцев сразу же после революции добиваться такой автономии. Если до революции попечительное управление ограждало немцев от вмешательства в их жизнь российских властей, то после революции эту функцию должны были взять на себя автономные органы и институты. Именно этим и объясняются, как нам кажется, нереалистические представления российских немцев о характере автономии. Так, призыв немецких депутатов Новоузенского земства в январе 1918 г. можно рассматривать как попытку отделить поволжские немецкие колонии от общей политической линии. Депутаты писали, что давно уже назрело время вывести экономически-культурные вопросы немцев на базе национального самоопределения на новый, независимый путь.

Варенбургская конференция, состоявшаяся в конце февраля 1918 г., постановила отделить немецкие деревни от национально-смешанных волостей. Они предполагали объединиться в округа и присоединиться к “Федерации немцев на Волге”, чьи органы управления должны были вступить в непосредственные отношения с центральными органами управления Российской Федерации.

Эта попытка была заблокирована Сталиным через постановление комиссариата по немецким делам в апреле 1918 г. ⁵

У причерноморских немцев преобладали две разные точки зрения на автономию (речь идет о периоде оккупации этой территории немецкими и австро-венгерскими войсками между февралем и ноябрем 1918 г.). В сущности, они преследовали одинаковую цель  - одни выступали за подчинение немецких колоний германскому протекторату, другие  - за создание так называемой “национально-персональной” автономии ⁶ .

После установления советской власти на Юге Украины причерноморскими немцами были организованы по этническому или конфессиональному признаку товарищества и региональные союзы. О меннонитском союзе достаточно много известно, о других существенно меньше. Иногда только название, например, “Объединение южнорусских колонистов и граждан германской расы”.

В период установления советской власти меннониты стремились прежде всего оградить свою молодежь от военной службы. Они хотели организовать нечто вроде альтернативной службы и создать орган, который учредил бы и финансировал эту “лесную службу”. Однако после переговоров с украинским правительством стало ясно, что власть вряд ли поддержит такую организацию. Им рекомендовали использовать для этих целей зарубежную помощь. После того, как Московский ЦК поддержал меннонитское “культурное хозяйство”, в апреле 1922 г. был официально признан и “Союз потомков голландских выходцев на Украине”. Российские меннониты, следуя примеру украинских, также объединились и создали свою структуру  - всероссийское меннонитское сельскохозяйственное общество, которое было зарегистрировано в мае 1923 г. Оба эти объединения, украинское и русское, создали свои представительства на местах и занялись организацией товариществ для выведения чистосортного семенного материала, разведения коров и расширения молочного хозяйства. Они также пропагандировали расширение образовательной и благотворительной деятельности меннонитов. Но стремление этих этнически-конфессиональных союзов к независимости вступало в противоречие с линией немецкой секции при ЦК, стремившейся руководить всей деятельностью советских немцев или, по меньшей мере, взять все их организации под свой контроль. Принцип межрегионального этнически-конфессионального разделения немцев вступал в острое противоречие с национальной политикой Советов ⁷ . Поэтому вскоре вместо объединений, организованных по принципу самоуправления, были созданы территориальные единицы, которые должны были взять под свой контроль и провести советизацию немецкого национального меньшинства. Именно поэтому немцы Южной Украины и Западной Сибири активно выступали против образования так называемых “национальных районов” ⁸ .

Экспроприация и уравниловка, которые власти начали проводить в немецких поселениях, прежде всего повлекли за собой разорение крупных и эффективных хозяйств. Однако возникшее социальное равенство между бывшими крепкими хозяевами и безземельными крестьянами привело к объединению общин и общему сопротивлению государственному и партийному аппарату. (Кажется, только немцы в Сибири использовали землю не по правилам передельной общины, а продолжали хозяйствовать на земле, которой владели еще до революции ⁹ .)

Колонисты не поддерживали сельсоветы. К тому же в них не могли избираться ни священники, ни те, кого объявляли “кулаками”. Кандидатам в члены сельских советов было необходимо заручиться согласием или, по меньшей мере, к ним не должно было быть претензий со стороны партийных органов или групп бедноты, этими же органами организованными. Решающим было то, что те, кого выбирали в сельсоветы, не выражали интересов большинства колонистов. Они полностью зависели от партийных органов. Именно поэтому российские немцы использовали для обсуждения и решения своих вопросов такую форму, как традиционный сельский сход. Например, еще в начале 1930 г. крестьяне деревни Ново-Романовка в Западной Сибири твердо настаивали на том, чтобы все решения принимал сельский сход, а сельсовет лишь их выполнял. Это, конечно, противоречило линии партии, в соответствии с которой все должно было происходить наоборот  - группа деревенской бедноты формулировала предложения, передавала их в сельсовет, а сельсовет принимал решение и обязывал сельский сход его выполнять ¹⁰ .

“О большевизме немецкий крестьянин знать ничего не хочет,  - писал еще в 1926 г. немецкий консул в Одессе.  - Не хочет признавать разделения на кулака, середняка и бедняка, которого в немецких колониях вообще не существует, и никак не поддерживает усилия по привлечению деревенской молодежи в пионеры и в комсомол. Молодежь подчиняется строгой семейной дисциплине, и это тормозит проникновение новых идей в ее среду. Молодые показывают пальцами на тех, кто участвует в пионерском движении” ¹¹ . Никак не поддерживался в немецких колониях и союз безбожников.

В немецких поселениях было весьма невелико число желающих вступить в партию или взять на себя какие-либо руководящие функции. Немцы были очень слабо представлены и в местных партийных организациях. Дефицит кадров наблюдался и в Поволжской республике, где в так называемых “немецких”, а на самом деле национально-смешанных “национальных” районах и в сельсоветах многие руководящие должности занимали представители других национальностей. В результате партийные органы подбирали свои кадры из бывших немецких и австрийских военнопленных, немецких рабочих и политэмигрантов, покинувших Германию. Например, в 1925 г. в Сибири только 34 из 214 руководителей были местными, остальные пришлыми. Но даже и этих “чужих” немцев постоянно не хватало, чтобы занять руководящие посты. Зачастую важнейшие задания поручались представителям других национальностей, не знавших местных условий и не владевших немецким языком. Это, с одной стороны, создавало барьер между партийными функционерами и немецкой деревней, а с другой  - способствовало большей изоляции деревни от партийного контроля ¹² .

Колонисты не выступали непосредственно против отделения церкви от школы, но старались организовать религиозное обучение детей вне школы. При этом организованные по демократическому принципу общины меннонитов, баптистов и пиетистов обладали определенными преимуществами перед иерархическими структурами в лютеранской и католической церквах. Там на место выбывшего или арестованного священника не мог быть выбран новый  - простым голосованием членов общины. В апреле 1924 г. меннониты обратились к советскому правительству с требованиями, чтобы школа заняла нейтральную позицию по отношению к религии и чтобы воинская повинность была заменена “необходимо-полезной работой для государства”. Усилия меннонитов, баптистов и толстовцев, их борьба за отмену воинской повинности увенчалась тогда определенным успехом. В законе 1925 г. о воин ской обязанности было зафиксировано, что представители религиоз ных групп, чьи верования запрещали проходить воинскую службу еще до революции, могли выбрать альтернативную службу ¹³ .

В то же время российские немцы выступали и с организованным протестом против властей, особенно в Поволжском регионе. Тема вооруженных выступлений достаточно хорошо освещается в работах А.А.Германа. Так, поволжские немцы в 1918 и 1919 гг. организованно выступили против конфискации зерна и скота, против насильственной мобилизации их сыновей в Красную Армию. Непосредственное участие поволжские немцы приняли в так называемом “восстании голодных крестьян Поволжья” под руководством эсэров в 1921 г. ¹⁴ К сожалению, мне неизвестны аналогичные работы, которые могли бы пролить свет на ситуацию в Причерноморском регионе.

Многое уже известно о вооруженном сопротивлении меннонитских колоний (благодаря воспоминаниям и историческим исследованиям эмигрантов-меннонитов) в период гражданской войны. Особенно хорошо изучена история обороны против отрядов Махно. К сожалению, мы располагаем весьма скудными сведениями о восстании в Гросслибентале в июле 1919 г. против направленной туда германской группы “Спартаковцы”. Или о взаимодействии восставших колонистов с белогвардейскими частями генерала Деникина^{1 5} .

Вторая волна организованных актов сопротивления российских немцев была направлена против антирелигиозных мероприятий, коллективизации и раскулачивания, проводимых советскими и партийными органами. Эти протесты прокатились по всем немецким поселениям от Волги до Казахстана.

Так, в Республике немцев Поволжья в конце 1929 г. крестьяне 39 деревень совместно выступили в поддержку пострадавших от раскулачивания собратьев-колонистов. Так же как и в русских деревнях, протестами поволжских колонистов руководили женщины, против которых ГПУ не всегда рисковал прибегать к таким жестоким мерам, как арест или расстрел. Колонисты пытались помешать высылке кулаков и освобождали арестованных крестьян. Они не только забирали назад свое имущество из колхозов, но и возвращали кулакам то, что было у них конфисковано. Они избивали представителей власти, громили партийные помещения. В Мариенфельде (например, кантон Каменка) немцы-колонисты перерезали всех быков, заявили, что не будут принимать участие в посевных работах и что хотят покинуть страну. Только при поддержке людей из русских деревень ГПУ удалось арестовать и вывезти руководителей этого восстания.

После публикации 2 марта 1930 г. статьи Сталина “Головокружение от успехов”, в которой подвергались критике темпы и принудительные меры в период коллективизации, уже к началу мая того же года половина крестьян Поволжской республики покинула коммуны. Российские немцы требовали возвращения депортированных кулаков и открытия церквей ¹⁶ . В южноукраинской деревне Гюлдендорф колонисты забрали всех своих лошадей из колхозных конюшен уже через несколько дней после выхода статьи Сталина; пять шестых всех крестьян этого села затем в течение двух месяцев покинуло коммуну ¹⁷ . Когда началась депортация кулаков на Крайний Север, поволжские колонисты начали всеми способами противодействовать милиции. С декабря 1930 г. по апрель 1931 г. жители почти всех деревень Горной стороны и многих поселений Луговой стороны выступили против коллективизации, раскулачивания и закрытия церквей. На подавление этого восстания были брошены армейские части и части ГПУ ¹⁸ .

За период с начала Октябрьской революции до окончания гражданской войны из страны эмигрировало 120 тыс. немцев, т. е. почти десятая часть всего немецкого населения. С 1923 по 1928 г. Советский Союз покинули 23 тыс. меннонитов (из 91 тыс., проживавших в стране). Органы ГПУ получили указание поддерживать эмиграцию “антисоветских элементов” и затруднять выезд из страны немецкой бедноты ¹⁹ . В то время, как немцы на Волге, в Южной Украине и в Казахстане еще выступали с протестами, большая часть сибирских немцев уже была на пути в Москву, чтобы добиваться у властей разрешения на выезд ²⁰ . (По теме немецкой эмиграции  - центр этого движения находился в Западной Сибири  - существует много работ ²¹ , в том числе затрагивается она и в нашей написанной совместно с А.Савиным монографии, которая скоро будет издана.)

Хотелось бы подчеркнуть лишь следующие аспекты: меннониты, а также лютеране и католики, которые к ним присоединились, отстаивали право воспитывать детей в духе своей религии. Они выступали и за право самостоятельного ведения хозяйства, считали членство в коммуне одной из форм крепостничества.

Меннониты Славгородского округа оказались в преимущественном положении по сравнению с немцами других регионов  - 1 июня 1929 г. одной из групп было разрешено эмигрировать. Эмиграционное движение, которым были охвачены Немецкий и Славгородский районы, быстро перекинулось и на другие регионы, где был высокий процент меннонитов, охватило немецких лютеран и католиков, а затем и поляков, эстонцев, латвийцев и белорусов. Если бы не вмешательство органов ГПУ в середине ноября 1929 г., эмиграционное движение охватило бы не только всех немцев, но распространилось бы и на другие национальные меньшинства Советского Союза. После вынужденного возвращения в родные места, меннониты Славгородского района организовали посевную забастовку, они на своих собраниях требовали предоставления свободы совести, возвращения гражданских прав священникам, снижения темпов пятилетки, уменьшения налогов для самостоятельных хозяев, прекращения насильственной коллективизации ²² .

В заключение этого короткого обзора еще раз хотелось бы обратить внимание на “белые пятна” в истории российских немцев в советский период. Это защита и сопротивление немцев-колонистов на Юге Украины, Волыни, Северном и Южном Кавказе, в Средней Азии, собственно говоря, во всех регионах, кроме Волги и Западной Сибири. Мы сравнительно мало знаем о жизни лютеранских и католических общин, поскольку достаточно полная информация имеется лишь о меннонитах. Кроме того, хочется надеяться, что в будущем появятся исследования, посвященные не защите и сопротивлению, а, наоборот, вольному или невольному сотрудничеству представителей российских немцев с органами власти.

Примечания:

¹ Историографический обзор по данной проблематике см. в статье Т.Н.Черновой, публикуемой в данном сборнике.

² Broszat M. Resistenz und Widerstand: Eine Zwischenbilanz des Forschungsprojekts // Bayern in der NS-Zeit IV. Herrschaft und Gesellschaft im Konflikt. Teil C / Hrsg.v. M.Broszat, E.Fr ц hlich, A.Grossmann. M ь nchen; Wien, 1981. S.691 - 709.

³ Brandes D. Von den Zaren adoptiert: Die deutschen Kolonisten und die Balkansiedler in Neuru Я land und Bessarabien, 1751 - 1914. M ь nchen; Wien, 1993. S.474 - 488.

⁴ Например: Путь к победе (Об участии немцев, проживающих в СССР, в Великой Отечественной войне). Алма-Aта, 1990; Deines W. Die Sowjetdeutschen bei der Verteidigung des Vaterlandes // Heimatliche Weiten. 1989. H.2. S.229 - 239 .

⁵ Герман А.А. Немецкая автономия на Волге, 1918 - 1941. В 2 ч. Ч. 1. Автономная область, 1918 - 1924. Саратов, 1992. С. 11 - 18.

⁶ Eisfeld A. Deutsche Kolonien an der Wolga 1917 - 1919 und das Deutsche Reich. Wiesbaden, 1985. S. 94 - 101 .

⁷ Savin A. Ц konomisch revolution д r - politisch reaktion д r: Zur Geschichte der sibirischen Zweigstelle des Allrussischen Mennonitischen Landwirtschaftsverbands // Forschungen zur Geschichte und Kultur der Ru Я landdeutschen 6. Essen, 1996. S.43 - 57.

⁸ Savin A. Verordnete Autonomie : Die Entstehung des Deutschen Razons in Sibirien 1924 - 1928 // Forschungen zur Geschichte und Kultur der Ru Я landdeutschen 4. Essen, 1994. S.89 - 97.

⁹ Brandes D. Ein „Kulakenaufstandк im sibirischen Halbstadt? // Forschungen zur Geschichte und Kultur der Ru Я landdeutschen 4. Essen, 1994. S.98 - 116.

¹⁰ Ibid. S.98.

¹¹ B randes D. Von der Verfolgung im Ersten Weltkrieg bis zur Deportation // Deutsche Geschichte im Osten Europas. Ru Я land / Hrsg. v. G.Stricker. Berlin, 1997. S.131 - 213.

¹² Ibid. S.174 - 176.

¹³ Ibid. S.171.

¹⁴ Герман А. А. Указ. соч. Ч. 1. С. 35 - 66.

¹⁵ Brandes D. Von der Verfolgung... S. 151.

¹⁶ Герман А. А. Указ. соч. Ч. 2. Автономная республика, 1924 - 1941. Саратов, 1994. С. 99 - 116.

¹⁷ Reinmarus A.-O. Langer: G ь ldendorf : Ein deutsches St ь rmer- Kollektiv zur 15. Oktoberfeier. Kiev, 1932. S.31 - 36.

¹⁸ Герман А. А. Указ. соч. Ч. 2. С. 99 - 116.

¹⁹ Toews J. B. Die Mennoniten in der Ukraine 1917 - 1927: Aspekte ihrer religi ц sen und konomischen Anpassung // Zeitschrift f ь r Ostforschung 21 (Marburg 172). S. 652 - 677.

²⁰ Из истории немцев Казахстана (1921 - 1975 гг.) : Сб. документов / Отв. ред. Г.А.Карпыкова. Алматы; Москва, 1997. С. 47 - 66.

²¹ Белковец Л. П. “Большой террор” и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920-х - 1930-е годы.) М., 1995. Бруль В. Немцы в Западной Сибири. В 2 ч. Топчиха, 1995.

²² Brandes D. Ein “Kulakenaufstand”... S.105 - 111.