Немецкое население Северного Кавказа в условиях тоталитарной системы в середине 1920-х-1930-х гг.

Т.Плохотнюк, Ставрополь

Общую картину существования и развития немецких поселений Северного Кавказа в советский период позволяют восстановить фонды центров хранения документов новейшей истории  - РЦИХДНИ (Москва), ЦДНИ СК (Ставрополь). Документы этих фондов свидетельствуют о том, в какой степени на положение этнических немцев влияла политика центрального и краевого партийного руководства, выявляют методы управления, формы проведения многочисленных партийно-советских мероприятий. Например, материалы фонда отдела агитации и пропаганды при ЦК КПСС раскрывают механизм подготовки и проведения антирелигиозных кампаний в немецких колониях; дают возможность представить себе систему коммунистического политпросвещения и обучения немцев, процесс вовлечения их в социалистическое строительство ¹ .

Документы из рассекреченных государственных архивов: ГАРФ (Москва), ГАСК (Ставрополь), ЦДНИ СК позволили увидеть, насколько реальное положение немцев не соответствовало принципам, декларируемым советским государством, и определить действительные побудительные мотивы принятия многих решений, влиявших на судьбы этнических немцев региона. К числу таких документов можно отнести материалы Особого совещания секретарей райкомов и начальников политотделов МТС в Орджоникидзевском крае (1934 г.), с которого началась антинемецкая кампания в 1930-е гг. на Северном Кавказе²; или, например, докладную записку о немецком населении Орджоникидзевского краевого управления НКВД секретарю крайисполкома М.Суслову перед выселением немцев в 1941 г.³

В результате процессов иммиграции, реиммиграции и внутренней миграции, немецкое население Северного Кавказа увеличилось с 1920-х по 1940-е гг. по неполным данным с 72 317(9) до 198 097. В основном это были сельские жители. В городах проживала незначительная часть немцев: в Ростове  - 1982; в Краснодаре  - 900, Таганроге  - 810, в Ставрополе  - 362 человека, в остальных окружных городах  - в каждом менее 100 человек. В середине 1920-х гг. самым многочисленным немецкое население было в Терском (20 000), Армавирском (13 984), Таганрогском (11 000) округах ⁴ .

В период становления советского государства, когда складывались основные структуры и устанавливался политический режим, немецкое население региона продемонстрировало определенную активность. В этом убеждает содержание документов из фондов местных и центральных архивов. При землеустройстве немцы получили большие наделы, тогда как остальное население региона стремилось их сократить. Высокий уровень кооперации, активная позиция в поисках средств для поднятия хозяйств  - вот что отличало эту категорию населения.

Поднять хозяйство, быстро достигнув хороших результатов, было возможно только при поддержке государства. Но несмотря на то, что официально немцев относили к национальным меньшинствам, советское государство не давало им никаких привилегий. Даже в неурожайные годы, когда посевы страдали от погодных условий и хозяйствам региона наносился значительный урон, государство снижало размеры налога, давало отсрочку или освобождало от его уплаты хозяйства всех национальных меньшинств, кроме немецких. Нередкими были конфликты между государственными земельными органами и этническими немцами по поводу арендной платы за землю.

В целом можно сказать, что в ситуации, сложившейся в 1920-х гг., государство рассматривало немецкие хозяйства (особенно в таком полиэтничном регионе, как Северный Кавказ), как основу возрождения и развития сельского хозяйства края. Чтобы не упустить, не оставить без государственного контроля происходящие процессы, советский режим сосредоточил руководящую и контролирующую функции в руках партийных органов.

Контроль осуществлялся и со стороны Административно-организационного управления НКВД. Только при наличии разрешения этого управления могли начать свою деятельность всероссийские и местные организации и общественные объединения немцев. Исполнительная функция вменялась комиссиям по обследованию национальных меньшинств и работе среди них, инструкторам окрисполкомов и уполномоченным райисполкомов.

Одним из слагаемых успеха в сфере национальной политики объявлялось дальнейшее выделение и укрепление существующих сельских советов и районов национальных меньшинств. В 1927 г. Президиум Северо-Кавказского крайисполкома принял Постановление “О возможности образования на территории края нацменовской административной единицы, объединяющей немецкое население”. В соответствии с ним были разработаны проекты создания немецких национальных районов в Терском и Армавирском округах. Проект создания Немецкого района в Терском округе остался неосуществленным. В Армавирском округе был создан Ванновский национальный район.

Стараниями комиссий по работе среди национальных меньшинств в течение 1924 - 1925 гг. в Северо-Кавказском крае были созданы 25 немецких сельских советов и запланирована их дополнительная организация. Официальное оформление осуществлялось на основе общего положения.

Надо отметить, что пополнение управленческого аппарата немецкими работниками проходило трудно. Если назначение немцев на должности школьных работников, на выборные должности было распространено широко, то на должности судебных работников, милиционеров, инструкторов они назначались лишь в редких случаях. Часть немецких сельских советов возглавлялась русскими председателями, что расценивалось как неудобство “при полном проведении национальной политики”. Окружные партийные и советские руководители были обеспокоены тем, что вовлечение немцев в советское строительство не соответствовало процентному отношению этой категории национальных меньшинств к русскому населению.

Эффективной формой партийно-воспитательной работы, широко охватывающей немецкое население, признавались беспартийные конференции. Они проводились на районном, окружном, краевом уровнях. Немецкое население было заинтересовано в проведении беспартийных конференций, так как эти мероприятия давали возможность заявить о своих нуждах и проблемах. Количество проводимых конференций росло. Но к началу 1930-х гг. немцы убедились в том, что результаты этой деятельности незначительны.

В 1929 - 1934 гг. коллективизация была осуществлена в среднем в 92,5% немецких хозяйств Северо-Кавказского края. В местах компактного проживания немцев в регионе возникали немецкие по национальному составу колхозы. Там, где немецкие хутора находились рядом с русскими и украинскими поселениями, казачьими станицами, создавались немецкие бригады в колхозах. Коллективизации подверглись и отдельные немецкие хозяйства, которые включались в русские или смешанные национальные колхозы. Чтобы подчеркнуть национальную специфику немецких колхозов, в соответствии с проводившейся национальной политикой в СССР, им давались названия на немецком языке  - Ленинфельд, Роте-Фане, Рот-Фронт.

Процесс коллективизации вызвал существенное падение сельскохозяйственного производства. Колхозы, созданные принудительно, в условиях жесткой политики государства, не могли выровнять ситуацию. Вместо поддержки и помощи государство проводило беспрерывные кампании по хлебозаготовкам, антикулацкие кампании, “штурмы” единоличных хозяйств. Деятельность большевиков на селе определялась и измерялась центнерами хлебосдачи, процентами выполнения хлебозаготовок⁵. Стремясь во что бы то ни стало выполнить хлебозаготовки и хлебозакупки, местные власти от безысходности и бессилия использовали жесточайшие методы, оскорблявшие честь и достоинство человека, допускали рукоприкладство, насилие над личностью. В начале 1930-х гг. при сельских советах создавались комитеты содействия (комсоды). Это были возрожденные комитеты бедноты периода военного коммунизма, единственная функция которых состояла в том, чтобы выявлять факты сокрытия хлеба и составлять списки для исключения из колхозов и выселения из усадеб. В Невинномысском районе Армавирского округа уполномоченный райкома, вызвав в сельский совет женщину-единоличницу, сорвал с нее одежду перед членами комсода, кричал при этом, что продаст вещи, чтобы покрыть недоимки по хлебозаготовкам. При разборе этого случая в райкоме, он заявил, что лишь повторил прием секретаря райкома партии, который тот использовал в других комсодах⁶.

В начале 1933 г. взрывоопасная ситуация в деревне заставила власти создать новые органы  - политотделы машинно-тракторных станций (МТС). В очередной раз “основным звеном в цепи антикризисных мероприятий” становились чрезвычайные органы ⁷ .

Так же, как и комсоды, политотделы просуществовали в течение двух лет, но их функции были шире. Прототипом политотделов МТС послужили армейские политотделы. Они отличались от обычных партийных органов тем, что не подчинялись сельским райкомам партии, сельским советам и юридически обладали правом осуществлять не только политические, но и хозяйственные функции. Начальник политотдела МТС одновременно являлся заместителем директора МТС и наряду с ним отвечал за выполнение МТС производственных и заготовительных планов, за организационно-хозяйственное состояние колхозов. Всего в штате политотдела МТС при его полной укомплектованности было шесть человек: начальник политотдела, два заместителя (по партийно-массовой работе и по ОГПУ), помощники по комсомольской работе и по работе среди женщин, редактор многотиражной газеты. В официальных документах партии, в печати о принадлежности второго зама к ОГПУ умалчивалось, обычно речь шла о двух заместителях “по общепартийной работе”⁸ или же работника ОГПУ называли помощником по спецработе⁹.

В первую очередь политотделы создавались на Украине, в Поволжье и на Северном Кавказе. Они объединяли под своей властью колхозы, обслуживаемые данной МТС, в том числе и немецкие. В Терском округе Северо-Кавказского края (в последующем Орджоникидзевский и Азово-Черноморский края) Немецкая, Стародубская, Степновская, Воронцово-Александровская МТС объединяли по четыре-шесть немецких колхозов¹⁰. Партийные документы, выступления Сталина ориентировали политотделы на использование в деревне чрезвычайных мер для выполнения хлебозаготовок. Чтобы обеспечить безусловное и своевременное выполнение колхозами своих обязательств, политотдельцы были обязаны очистить колхозы и МТС “от антиобщественных и классово-враждебных” элементов¹¹.

Оказавшись в деревне и столкнувшись с реальной жизнью, начальники политотделов вынуждены были признать, что люди голодают. Колхозники питались хлебом из магара (разновидность проса) землисто-грязноватого цвета и черствевшего через сутки после выпечки. Но и такого хлеба было мало. Чтобы провести весеннюю посевную кампанию, политотдельцы добивались продовольственной помощи колхозникам¹². В соответствии с апрельским решением Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) политотделы осуществляли выдачу так называемой “продовольственной помощи”, размер которой был прямо пропорционален выполнению задания. При стопроцентном выполнении можно было получить 600 г хлеба из магара в день. При недовыполнении норма снижалась, при невыходе на работу хлеб вообще не выдавался. На работу не выходили те, кто уже окончательно лишился сил. По свидетельству начальника политотдела Немецкой МТС Н.Коптева в результате длительного, полуголодного существования в каждом доме Воронцово-Александровского района Терского округа, в колхозах, относящихся к этой МТС, были люди, умершие от голода.

Со второй половины 1933 г. на Северный Кавказ стала поступать адресная помощь из Германии в виде продуктовых посылок и денежных переводов. Священнослужители и учителя немецких колоний помогали отправлять в Германию письма с просьбами о помощи и способствовали ее получению. Советское государство, запретив официальную государственную помощь голодающим со стороны Германии, хотя и разрешило помощь от частных лиц, тем не менее делало все, чтобы в обществе возникло негативное к ней отношение¹³.

В ходе этой кампании широко пропагандировались факты демонстративного отказа от “фашистской” помощи, уничтожение посылок. В колхозах Рот-Фронт, Ленинфельд, Роте-Фане Невинномысского района Армавирского округа из 40 немцев, получавших помощь в течение 1934 г., 20 официально отказались от нее и под “общественным” давлением сдали доллары и марки¹⁴. В центральной газете “Правда” было опубликовано письмо немцев-колхозников колхоза Ленинфельд. В нем ленинфельдцы категорически отказывались от немецких денег и осуждали тех, кто их получает. Кроме того, распространялись те письма, присланные уехавшими в Германию, в которых сообщалось о том, что выехавшие оказались безработными, терпят бедственное положение или очутились в тюрьме¹⁵.

Советское руководство, вынужденное согласиться на предоставление иностранной благотворительной помощи, не ограничилось проведением политических кампаний. 5 ноября 1934 г. ЦК ВКП(б) разослал шифрованную телеграмму за  33,34 в ЦК, крайкомы, обкомы. В ней ЦК упрекал местные партийные органы и органы НКВД в том, что они ослабили свою работу среди немецкого населени и это привело к активизации антисоветских и контрреволюционных элементов. ЦК требовал добиться от немецкого населения полного прекращения связи с заграничными “буржуазно-фашистскими” организациями, которая выражалась в получении денег, посылок. Подчеркнув, что на местах неправильно понимают международную политику советского государства, ЦК ВКП(б) предложил применять репрессивные меры  - произвести аресты, высылку и расстрелы  - и обязал секретарей крайкомов, обкомов, райкомов в декадный срок сообщить о их выполнении. Это было прямой сигнал к началу антинемецкой кампании во всех регионах СССР ¹⁶ .

12 ноября 1934 г. бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) провело совещание представителей обкомов, секретарей райкомов, начальников политотделов МТС, на территории которых были расположены немецкие колонии, с повесткой дня “О партийно-массовой работе среди немецкого населения”. В соответствии с указаниями ЦК ВКП(б) крайком должен был создать “образ внутреннего врага”, внедрить его в сознание, если не всех, то хотя бы партийных работников, в предельно сжатые сроки. Для этого необходимо было использовать каждый подходящий факт, как свидетельство профашистских настроений среди немцев¹⁷. Но таких фактов не было. Доклады секретарей райкомов и начальников политотделов МТС в целом были лояльными. Самым тяжким преступлением со стороны немцев было негативное отношение к партийным и советским работникам и получение посылок и денег из-за границы¹⁸.

В своем выступлении представитель крайкома посетовал на то, что советская власть в 1920-е гг. создала самые благоприятные условия для “онемечивания” немецких колоний и школ, создав немецкие сельские советы и разрешив преподавание на немецком языке. Все то, что во второй половине 1920-х гг. вводилось советской властью в немецких колониях, было охарактеризовано им, как исполнение распоряжений фашистского руководства  - вступление в колхозы, участие в выборах, выдвижение на партийные и советские должности. Получение гуманитарной помощи из Германии было названо одним из способов вербовки в национал-социалисты и создания особых групп, занимающихся экономическим шпионажем. Крайком призвал не терять бдительность, потому как “за внешним абсолютным благополучием кроется социал-фашизм, а ударничество в немецких колхозах есть не что иное, как классовая борьба” ¹⁹ .

На совещании были выработаны методы проведения антинемецкой кампании. Ее предполагалось начать с перепечатки письма ленинфельдцев в местных газетах и инспирирования общего решения немецкого населения о выселении получавших помощь из-за границы из немецких колоний и об изгнании их за пределы СССР. Крайком советовал внести в наказы избирателей при перевыборах в Советы пункты об обязательном выселении получающих иностранную гуманитарную помощь²⁰.

Под флагом “борьбы с фашизмом” тоталитарный режим начал мощное наступление на всякое проявление национальной специфики: начались преследования на религиозной почве, вводились запреты на национальные традиции, обычаи. НКВД начал ведение дел по деятельности религиозных общин. Были репрессированы лютеранские пасторы Фрицлер (Каррас Мин-водского района), Юргенс, Геросянц (Минводы), Янц (Либенталь Спицевского района), проповедник адвентистов 7-го дня Эбельмайер, профессор теологии Ремпель, переселившийся из Поволжья, и другие, обвиненные в антисоветской националистической пропаганде и вербовке агентов для германских спецслужб только лишь на основании их частых разъездов по немецким колониям²¹.

Ликвидация в декабре 1933 г. германской концессии “ДРУЗАГ” (Армавирский округ) было использовано как повод для массовых арестов ее рабочих и служащих. 166 немцев, бывших сотрудников концессии, подвергались репрессиям еще в течение четырех лет после ее закрытия “за систематическое вредительство в полеводстве, животноводстве, на предприятиях”. Арестованных обвиняли в установлении связей с “комитетами помощи” в Германии и получении немецких марок в “обмен на клеветническую антисоветскую информацию”, т.е. в написании писем с просьбой об оказании помощи в голодные 1930 - 1934 гг. ²²

После подписания советско-германских соглашений 1939 - 1940 гг. общественно-политическое положение этнических немцев в СССР осталось по сути прежним, но усугублялось еще и тем, что советское правительство видело в немцах “пятую колонну” в случае войны с Германией. Поводом для этих подозрений послужила нацистская практика использования существования Volksdeutsche (“фольксдойче” - так называли в Германии немцев, проживающих вне ее территории) в своей экспансионистской политике под предлогом защиты их в странах Европы ²³ . Хотя публичных высказываний на эту тему после подписания советско-германских соглашений не было, эти подозрения отчетливо просматривались в формулировках обвинений, предъявляемых НКВД немцам при арестах.

Наряду с обвинениями в распространении фашистского влияния и культивировании националистических настроений, немцам приписывались попытки организации диверсионных актов на железных дорогах в Ростове, Минводах и других городах (подготовка взрывов воинских эшелонов, воинских грузов). Их обвиняли в готовящихся диверсиях на предприятиях. Необходимо отметить, что в докладной записке “О немецком населении Орджоникидзевского края”, составленной краевым управлением НКВД для секретаря крайкома ВКП(б) М.Суслова в 1941 г., нет сведений о состоявшихся диверсиях. Вся информация о намерениях получена из показаний арестованных²⁴.

Непродолжительный период возрождения и развития традиционной культурной жизни, ее поощрения со стороны государства (1925 - 1927 гг.) сменился противостоянием немецкого этноса и власти. Немцы желали сохранить и укрепить свое этническое единство, в то время как власти ограничивались декларацией национальной идеи. Классовый и национальный подходы соблюдались государством при создании органов самоуправления, выдвижении на руководящие должности, при отборе педагогических кадров, но декларируемый принцип “пролетарского интернационализма” в середине 1930-х гг. сменился явным шовинизмом по отношению к немецкому населению в связи с ухудшением отношений с Германией.

Примечания:

¹ Российский центр хранения и изучения документации новейшей истории (РЦХИДНИ). Ф.17. Оп.60. Л. 84, 85.

² Центр документации новейшей истории Ставропольского края (ЦДНИ СК). Ф.1. Оп.1. Д.34.

³ Там же. Оп.85. Д.13.

⁴ РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.60. Д.1042. Л.2 - 4, 7, 12, 29, 32, 36, 38, 45; Поселенные итоги переписи 1926 г. Донской округ. Ростов н / Д. 1928. С. 2; Поселенные итоги переписи 1926 г. Таганрогский округ. Ростов н / Д. 1928. С. 2 - 18.

⁵ СГОКМ. Ф.4. М.д.936, Л.6; ЦДНИ СК. Ф.1. Оп.1. Д.28. Л.47.

⁶ ЦДНИ СК. Ф.35. Оп.12а. Д.1. Л.30.

⁷ Зеленин И.Е. Политотделы МТС  - продолжение политики “чрезвычайщины” (1933 - 1934 гг.) // Отеч. история. 1992.  6. С.44.

⁸ Там же. С. 44 - 45.

⁹ СГОКМ. Ф.4. М.д.936. Л.7.

¹⁰ Там же. Л.10.

¹¹ Зеленин И.Е. Указ. соч. С. 47.

¹² СГОКМ. Ф.4. М.д.936. Л.6 - 7.

¹³ См.: Герман А.А. Из истории “борьбы с фашистами и их пособниками” в Республике немцев Поволжья в тридцатые годы: Проблемы политологии и политической истории: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. Саратов: Изд-во Сарат. гос. техн. ун-та, 1994. С. 56 - 65; Бабиченко Л. Шестьдесят лет назад: Дипломатические игры вокруг голодающих немцев Поволжья // Нойес Лебен. 1993.  40, 41.

¹⁴ ЦДНИ СК. Ф.1. Оп.1. Д.34. Л.62.

¹⁵ Там же.

¹⁶ Документы свидетельствуют. 1943: Хроника антинемецкой кампании на Алтае / Сост. В. Бруль // Нойес Лебен.  32. С. 6 - 7.

¹⁷ ЦДНИ СК. Ф.1. Оп.1. Д.34. Л.43, 92 - 96.

¹⁸ Там же. Л.46.

¹⁹ Там же. Л.97, 104, 105, 108.

²⁰ Там же. Л.113, 114.

²¹ ЦДНИ СК. Ф. 1. Оп. 85. Д. 13. Л. 18 - 19.

²² Там же. Л. 20.

²³ Fleischhauer I., Pinkus B. The soviet Germans. Past and Present. London: Hurst, 1986. P. 62 - 65.

²⁴ ЦДНИ СК. Ф. 1. Оп. 85. Д. 13. Л. 16 - 29.