Леонард Терновский

Григорий Подъяпольский*

Григорий Сергеевич Подъяпольский… …Я написал это имя, и сразу же рядом встает другое – Мария Гавриловна, Маша Петренко-Подъяпольская, его верная спутница и жена. Больше двух десятков лет они прожили вместе.

Знакомые места становятся чужими, когда их покидают наши друзья. Лет десять я не бывал в том краю Москвы, но и сегодня, кажется, без труда отыскал бы тот дом возле – тогда конечной – станции метро «Молодежная», ту гостеприимную квартиру на втором этаже пятиэтажной «хрущевки». Да только нету в ней давно тех хозяев.

Как мы познакомились? Людмила, моя жена, припоминает, что было это в десятую годовщину смерти Бориса Пастернака, 30 мая 1970 года. Многие приезжали в тот день на его могилу. На обратном пути из Переделкина, в электричке, моя Людмила разговорилась с Марией Гавриловной, и она пригласила нас приезжать на их «среды». Дом Подъяпольских славился этими традиционными вечерами, на которых читались стихи, велись вольные разговоры на литературные и общественные темы за застольем с чаем и знаменитыми Машиными пирогами.

Гриша писал и сам. Сборник его стихов «Золотой век» был издан за границей в 1974 году. Лично мне лучшими в нем кажутся три стихотворения на евангельские темы (цикл «Пророк»). Впрочем, сам автор, по собственному признанию, будучи «реалистом и атеистом», лишь воспользовался евангельскими сюжетами, привнеся в них черты и краски современности.

В квартире Подъяпольских мне запомнилось множество книг в шкафах и на стеллажах, семейные фотографии и гравюры на стенах, большой портрет Е.Олицкой, эсерки, политзэчки и автора известных мемуаров. Запомнился сам хозяин, крупный, со светлыми с желтизной, зачесанными назад волосами. Родился Подъяпольский в 1926 году, в семье потомственных интеллигентов. Ученый-геофизик по профессии, вольнодумец и вольтерьянец по складу ума, Гриша был человеком большой отваги и личного мужества.

Еще до вхождения в Инициативную группу он выступал в защиту А.Гинзбурга и Ю.Галанскова. Правозащитная деятельность Подъяпольского повлекла предвидимые последствия. Сначала его не допустили к защите диссертации, а в 1970 году уволили из Института физики Земли, где он проработал семнадцать лет. Несколько месяцев он не мог найти работу. И далее – известный набор «воспитательных» мер для устрашения непокорных: допросы, обыск в мае 1972-го. В апреле 1973-го была сделана попытка поместить Подъяпольского в «психушку». А именно: его срочно пригласили в военкомат. Сначала – по телефону, потом – в тот же день – повесткой, которую «по пути» занес к нему полковник из военкомата. Явиться завтра к такому-то часу. Срочность и настоятельность вызова насторожили Гришу. Уж не ловушка ли это? Ю.Мальцева вот тоже приглашали в военкомат, а оттуда отвезли прямиком в «Кащенко». Не поджидает ли и его в военкомате «психовозка» с санитарами? Наутро Подъяпольский направился в военкомат, но, проявив швейковское усердие, сумел опоздать на несколько часов и явиться туда, когда его там уже перестали ждать. Зато он смог убедиться, что его действительно хотят направить на стационарную психиатрическую экспертизу. В тот же вечер информацию об этом он сумел довести до сведения иностранных корреспондентов, и она пошла гулять по «голосам». Власти, видимо, не ожидали такой быстрой огласки. И беда отступила….

Но надолго ли? Ведь Подъяпольский оказался «трудновоспитуемым» и продолжал активную и разностороннюю правозащитную деятельность. Он выступал в защиту П.Григоренко, А.Амальрика, В.Буковского, Л.Плюща, Г.Суперфина, С.Ковалева и многих других, против психиатрического террора, призывал ко всеобщей политической амнистии и к отмене смертной казни. В октябре 1972 года Подъяпольский вошел в Комитет прав человека, образованный в 1970 году А.Сахаровым, А.Твердохлебовым и В.Чалидзе. И до конца оставался активным членом ИГ, участвуя практически во всех ее документах.

Приходится ли сомневаться, что в недалеком будущем Подъяпольского ожидали арест, суд и лагерь? Судьба распорядилась иначе. Неожиданная смерть, вероятно, избавила его от годов неволи. Кто сейчас вспомнит, какой по счету съезд КПСС проходил в начале 1976-го? Но в преддверии этого «всемирно-исторического события» Москву, согласно советским традициям, очищали от «нежелательных элементов». Кого-то сажали в милицию на пятнадцать суток, кого-то запихивали в «психушки», кого-то отправляли подальше от Москвы. Гришу послали в командировку. В дороге с ним случился инсульт, и 8 марта 1976 года он умер в саратовской больнице на руках у приехавшей жены. Ему не исполнилось и пятидесяти лет.

Всякий человек неповторим и незаменим. Но после Гришиной смерти Мария Гавриловна сумела сохранить дух и традиции дома. И даже когда их дочка Настя вышла замуж, когда появились внуки, – за семейными хлопотами Маша не отдалилась от прежних друзей. В самые глухие годы начала 80-х, когда КГБ довершал разгром правозащитного движения, когда А.Сахаров был заперт в Горьком, Маша, как и раньше, жила тревогами и заботами своих друзей. И не переставала вступаться за них, когда их хватала когтистая лапа госбезопасности. Особенное участие она принимала в судьбе «горьковчан» – А.Сахарова и Елены Георгиевны. А в декабре 1986 года со всеми нами она радовалась их возвращению.

Вместе с Настиной семьей в декабре 1988 года Маша уехала в Америку. Когда летом 1990-го мне довелось навестить ее в Бостоне, она говорила, что до сих пор ее глаза все время смотрят на восток, вглядываясь в оставленную Россию. И когда это стало возможным, Маша не раз приезжала в Москву и навещала друзей.