К.Н.Морозов
(Москва)

БОЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПАРТИИ СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ в 1909—1911 гг. И ЗАГАДКИ «ДЕЛА ПЕТРОВА»

Разоблачение Е.Ф.Азефа вызвало в России и в эсеровской партии болевой шок. Первое следствие этого разоблачения для эсеров проявилось сразу же: возникла настоятельная необходимость роспуска БО и отставки ЦК партии. В этой ситуации Б.В.Савинков заявил ЦК о своем желании создать боевую группу и возглавить ее1. Идея моральной и политической реабилитации террора была горячо поддержана руководством партии.
В январе 1909 г. ЦК ПСР принял постановление о роспуске БО ПСР и о создании «боевой группы, состоящей из членов ПСР под руководством Савинкова». ЦК признавал независимость группы в организационно-технических вопросах, брал на себя обязанности указывать группе «объект ее действия» и обеспечивать ее деньгами и людьми, а также разрешал ей именоваться БО ПСР в случае «исполнения ею ее задачи»2.
Назначение Савинкова на пост руководителя новой БО явилось результатом сложной внутрипартийной ситуации. С одной стороны, Савинков имел в партии множество недругов и пользовался славой «революционного бретера» и «кавалергарда». К тому же только что появившийся «Конь бледный» создал ему репутацию оплевывателя революции, претендующего на роль «сверхчеловека». Несмотря на поддержку В.М.Черновым и Л.Э.Шишко этических исканий автора, в эмигрантских кругах раздавались голоса, требовавшие изгнания Савинкова из партии. Большинство членов ЦК, если верить словам Чернова, были невысокого мнения об организаторских способностях нового главы БО3.
С другой стороны, ЦК был ограничен в выборе людей, способных возглавить БО. П.В.Карпович сразу после разоблачения Азефа отошел от всех дел, а талантливого организатора масштабов Г.А.Гершуни, А.Д.Трауберга или В.В.Лебединцева у партии в тот момент просто не было. Зато появилась реальная опасность, что дело террора возьмет в свои руки оппозиционная ЦК группа «инициативного меньшинства» В.К.Агафонова и Я.Л.Юделевского, предлагавшая свою собственную идейную и организационную схему террористической деятельности, абсолютно неприемлемую для руководства партии4.
При строительстве новой БО Савинков использовал те же жесткие централистские принципы, которые были заложены еще Азефом. Каждому кандидату в члены БО Савинков ставил два обязательных условия: первое — окончательное решение по любому вопросу принимается руководителем БО и подлежит беспрекословному выполнению; второе — руководитель БО вправе в любой момент исключить из группы любого члена без объяснения причин5.
Иерархическая структура БО и принцип беспрекословного подчинения руководителю послужили основным мотивом отказа от вступления в нее членов Военной организации ПСР, с руководителем которой Савинков вел переговоры6. Вообще кадровая проблема при формировании новой БО оказалась одной из самых жгучих и серьезно повлияла на дальнейший ход событий.
Уже весной 1909 г. по доносу филера заграничной охранки, сообщившего Савинкову о проникновении в БО трех человек, связанных с департаментом полиции, все они после следствия и партийного суда были удалены из БО7.
Весной 1909 г. и осенью 1910 г. были ложно заподозрены в провокации и застрелились Эсфирь Лапина и Ян Бердо. Проблема провокации и шпиономании в БО — это тема отдельного разговора, поэтому отметим только, что не вызывает сомнений факт сотрудничества с охранкой Т.Цейтлин и И.П.Кирюхина, разоблаченного в сентябре 1910 г.8
Прямое обвинение в провокации по адресу Яна Бердо прозвучало вновь уже после революции из уст В.М.Зензинова и Е.Е.Колосова, глухо ссылавшихся на архивы. Тогда же подобное обвинение Колосов сделал по адресу Вацлава Коморского, удаленного из БО весной 1910 г. за недисциплинированность и застрелившегося год спустя9.
Целенаправленный поиск и анализ материалов департамента полиции заставляют усомниться в обоснованности подобных обвинений в их адрес.
Всего с начала 1909 г. по конец 1910 г. выставили свои кандидатуры в БО 36 человек. Из них 14 были отклонены из-за неспособности работать в специфических условиях центрального террора, восемь человек были приняты, а затем исключены из БО или ушли сами10.
Точных сведений о количестве и фамилиях боевиков нет: численность БО колебалась от 12 до 16 человек. К середине лета 1909 г. БО была сформирована в следующем составе: С.Н.Слетов, Е.И.Зильберберг (жена Савинкова), М.А.Прокофьева, В.О.Фабрикант, С.Н.Моисеенко, М.М.Чернавский, Л.А.Либерман, Ян Бердо, В.Коморский и еще двое неизвестных, вскоре отчисленных Савинковым.
Были приняты экстраординарные меры конспирации. Члены БО даже за границей имели чужие иностранные паспорта, жили колонией под прикрытием тщательно разработанной легенды. Их местонахождение знал в партии только один человек — И.И.Фондаминский, представитель БО в Заграничной делегации ЦК ПСР. При малейшем намеке на слежку Савинков менял местонахождение, паспорта и легенду боевиков. Переездов из одной европейской страны в другую было, по-видимому, не менее семи. Для поездок боевиков в Россию разрабатывались сложные и хитроумные маршруты, делавшие практически невозможной слежку за ними. Была создана надежная система связи и явок, гарантировавшая сохранение тайны местопребывания БО и самого Савинкова11.
На организацию и деятельность БО за все время ее существования из кассы ЦК ПСР было затрачено не менее 70 000 рублей. Кроме того, были и частные пожертвования, не проходившие через кассу ЦК, тем не менее члены БО порой испытывали серьезные затруднения с деньгами.
В конце ноября 1909 г., после обучения боевиков в динамитной школе и проведения всей подготовительной работы в России, в Петербург был отправлен отряд наблюдения. Он состоял из трех пар боевиков, ставших извозчиками, одного торговца в разнос и одного или двух координаторов при них. Извозчики должны были знакомиться с городом и по возможности собирать сведения о передвижениях лиц, намеченных в качестве возможных жертв покушения, — царя, великого князя Николая Николаевича и П.А.Столыпина. Встречи извозчиков друг с другом и с координаторами происходили в трактирах и на улице.
К концу февраля — началу марта 1910 г., когда уже была собрана необходимая информация, ожидался приезд Савинкова с группой метальщиков, но он по непонятным для отряда причинам задерживался. Во время пребывания в Петербурге отряда наблюдателей во главе с Яном Бердо, который фактически был помощником главы БО, произошел случайный арест одного из боевиков — Л.А.Либермана,12 которого в административном порядке отправили в Сибирь, хотя, если верить словам начальника Петербургской охранки Н.Ф. фон Коттена, тот стал давать показания. Высылка объяснялась тем, что среди извозчиков находился сотрудник охранки И.П.Кирюхин, завербованный фон Коттеном еще в 1907 г.
По словам фон Коттена, все члены группы были взяты под наружное наблюдение и вся информация о них докладывалась министру внутренних дел П.А.Столыпину, товарищу министра внутренних дел П.Г.Курлову и директору департамента полиции Н.П.Зуеву. Ими было решено произвести аресты, когда в Петербург приедет сам Савинков с остальными членами БО13.
Однако в середине марта Савинков, по косвенным признакам заподозривший наличие в БО провокатора, в спешном порядке отозвал группу наблюдателей за границу. Курлов и фон Коттен позволили им уехать, так как боялись в случае арестов провалить Кирюхина14.
С весны 1910 г. БО окутала атмосфера взаимного недоверия и «шпиономании», имевшая своим результатом исключение из нее «без объяснения причин» Яна Бердо15. Кирюхин же был разоблачен совершенно случайно лишь осенью. Кирюхин же был разоблачен совершенно случайно лишь осенью16.
С апреля 1910 г. Савинков принял по согласованию с Фондаминским новый план покушения и пытался набрать в БО старых проверенных бойцов. Из письма Савинкова Фондаминскому видно, что кроме Донского, Смирнова, Ивановской, Якимовой, Климовой, Карповича, Фейта, Панкратова, Кругликова он никого другого в БО брать не хотел17. Но из девяти намеченных им кандидатов свое согласие на вступление в БО дала только Наталья Климова, являвшаяся, по свидетельству Чернавского, наряду с М.А.Прокофьевой и Савинковым, самой волевой и яркой личностью в БО.
Подробности нового плана неизвестны, но, как это видно из сметы БО, планировалась отправка в Россию и «устройство» там М.М.Чернавского, Савинкова и Моисеенко. Кроме того, один боевик должен был стать извозчиком, а остальные десять после экипировки также отправлялись в Россию18. Некоторые детали позволяют предположить, что речь шла об очень хитроумном плане, построенном по принципу ловушки. Судя по всему, Савинков решил отказаться от традиционных приемов ведения слежки и нападения, столь успешно практиковавшихся ранее Азефом. Также вопреки сложившейся традиции этот план осуществлялся совместно с Заграничной делегацией ЦК ПСР. Именно ее постановлением весной 1911 г. это дело было прекращено. Чернов в письменной форме выразил свое «особое мнение», протестуя против этого решения19.
С 1909 г. и до конца 1910 г. продолжалась работа инженера С.И.Бухало по созданию аэроплана, начатая еще по инициативе Азефа. Аппарат был уже смонтирован, но затем из-за отсутствия денег финансирование проекта остановилось20. Рассматривался Савинковым и весьма любопытный проект подводной лодки, предназначавшейся для покушения на царя21.
Оценивая попытки использования подобных технических новинок в террористической деятельности, можно говорить об их несерьезности и непрактичности, но это не снимает вопроса о провокации, которая обрекала на неудачу любой террористический акт, совершаемый с помощью бомбы, револьвера или аэроплана.
Решение о роспуске БО было принято руководством партии в марте-апреле 1911 г. Основной причиной его, помимо утраты доверия к организаторским способностям Савинкова и роста антитеррористических настроений в Заграничной делегации ЦК ПСР, на наш взгляд, явилось то, что все до единого боевики были «засвечены» Кирюхиным и в России их ждали лишь аресты.
Тем не менее эсеры и в последующие годы предпринимали попытки воссоздания БО. Нам кое-что известно лишь о двух таких попытках: в 1912 г. и весной 1914 г. Наверняка были и другие, но все они блокировались финансовыми и кадровыми проблемами. Неудачей закончились и организаторские попытки группы «инициативного меньшинства», предпринимавшиеся в 1909—1910 гг.
Неудача БО под руководством Савинкова была обусловлена комплексом причин, каждая из которых дополняла и усугубляла другие. Эти причины сложно выстроить по степени их важности, они тесно переплетены, но все же важнейшими из них нам представляются следующие:
1. После революции 1905—1907 гг. в российском обществе (по крайней мере в тех его слоях, которые формировали общественное мнение) коренным образом изменилось отношение к революционному насилию, в том числе к террору.
2. После «дела Азефа» и «дела Петрова» общественное мнение (и даже в самой эсеровской партии) стало воспринимать террор как оборотную сторону провокации.
3. Высокая степень деморализации в революционных партиях, в том числе и в ПСР, разочарование в терроре, усиление в руководстве ПСР антитеррористических настроений, неверие в успех БО.
4. Неблагоприятные условия кадрового комплектования БО, несравнимые с предшествующими годами.
5. Наличие во всех революционных партиях большого числа провокаторов, что создавало предпосылки для их проникновения в БО.
6. Неверие в Савинкова как руководителя БО и его невысокий авторитет в различных кругах партийной эмиграции.
7. Финансовые трудности.
Впервые за все годы своего существования БО и ее руководитель пытались действовать в атмосфере очень слабой «партийной» поддержки и полного отсутствия «общественной». Не имея возможности подробно рассматривать проблему взаимоотношений Савинкова и Заграничной делегации ЦК ПСР, отметим только, что вес и авторитет Савинкова в руководящих кругах партии был на порядок ниже, чем у Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азефа. Это позволило руководству партии резко ограничить автономию БО, а в решающие моменты («дело Петрова», ликвидация «М-ского дела») просто принимать самостоятельные решения, игнорируя мнение Савинкова. Постоянное мелочное вмешательство со стороны руководства партии Савинков отмечал неоднократно, как, впрочем, и перебои в финансировании БО22. Савинков фактически не был «единым главой» БО, как об этом писал Чернов, и, естественно, часть ответственности за неудачи БО падает и на руководство партии.
Особое место в истории БО ПСР в 1909—1911 гг. занимает «дело Петрова», одно из самых грязных и запутанных дел «полицейско-революционной кухни». Попытки разобраться в нем, предпринятые 3-й Думой, позже — Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, а затем историками, дали не много23. Это дело, как и «дело Богрова», рождает, по меткому выражению Трусевича, «вихрь предположений», доказать любое из которых в силу ряда причин сегодня практически невозможно.
Анализ материалов этого дела убеждает, что в нем участвовали как минимум четыре стороны: сам А.А.Петров, эсеры с В.Л.Бурцевым, А.В.Герасимов с И.В.Доброскоком и П.Г.Курлов с С.Г.Карповым. Каждая из сторон вела свою собственную, и довольно грязную, игру. Их свидетельства по ряду моментов откровенно лживы и опровергаются или немногими сохранившимися документами, или показаниями других сторон.
Александр Алексеевич Петров — народный учитель в Вятской губернии, а затем профессиональный революционер — имел за своими плечами несколько арестов и два побега из тюрьмы. В январе 1909 г. он был арестован под чужой фамилией в Саратове и месяцем позже дал согласие на сотрудничество с охранкой, поставив ряд условий. Начальник Саратовского жандармского управления П.К.Семигановский доложил об этом в департамент полиции, особо подчеркнув, что Петров дал устные правдивые показания о саратовских эсерах и местонахождении типографии Поволжского областного комитета ПСР24.
Директор департамента полиции М.И.Трусевич категорически возражал против организации побега Петрова и требовал соблюдения установленного порядка: откровенных письменных показаний с подачей прошения о помиловании25. Но Столыпин, Курлов и начальник Петербургской охранки Герасимов, крайне нуждавшиеся в перспективном сотруднике, способном внедриться в БО, предпочли действовать в обход закона.
Опуская подробности, отметим, что в мае 1909 г. был организован побег Петрова из саратовской психиатрической лечебницы. Прибыв в начале июня в Петербург, Петров встречался со своим новым руководителем — полковником Карповым, назначенным Курловым на пост начальника столичной охранки вместо Герасимова. Получив 1000 рублей от Карпова, он также встречался с первым своим руководителем — Герасимовым, вручившим ему такую же сумму и познакомившим его с ротмистром Долговым, отправляемым за границу для связи с Петровым.
За границей Петров, согласно общепринятой версии, добровольно сознался в своей связи с охранкой нескольким эсерам и В.Л.Бурцеву. По рассказу Петрова, ставшему основой официальной партийной версии, повторенной затем Бурцевым, Савинковым, Б.В.Бартольдом и рядом историков, выходило, что он стал провокатором, чтобы бороться с охранкой ее же оружием.
Согласно постановлению IV Совета партии, Петрова, как и любого другого, вступившего в связь с охранкой, следовало немедленно исключить из ПСР и объявить провокатором, но вместо этого Фондаминский, Слетов и Савинков скрыли эту историю от остальных руководителей партии. 23 августа они вместе с Петровым составили и подписали акт, где фиксировались обстоятельства дела и желание Петрова «устранить одного из руководителей политического сыска в России». От имени ЦК и БО ПСР это намерение оценивалось как единственно достойное и целесообразное для члена ПСР и предполагаемому покушению придавался статус «акта политического террора, совершенного с ведома и одобрения партии с.-р.»26. Об этом должны были заявить эсеровская пресса и сам Петров в случае следствия и процесса. Объектом покушения был намечен Герасимов, был разработан план его убийства в Финляндии, в котором собирался принять участие сам Савинков.
Крайне важно, что в случае успеха покушения и бегства Петрова Савинков считал возможным не называть имени Петрова и не предавать огласке его историю. Несмотря на возражения руководства финских «активистов» и поддерживавшей их Заграничной делегации ЦК ПСР, в Финляндии была проведена вся подготовительная работа и делались попытки выманить туда Герасимова. Но в силу ряда обстоятельств план не был реализован.
Прибыв в Петербург в конце ноября, Петров добивался встречи с Герасимовым, встречался с Доброскоком и своим непосредственным начальником Карповым, которому заявил, что Герасимов подговаривает его устроить покушение на Курлова и Карпова. Для проверки этого сообщения Карпов снял Петрову конспиративную квартиру, где должна была состояться встреча последнего с Герасимовым при тайном присутствии ряда высших чинов департамента полиции. Столыпин и Зуев, не поверив утверждениям Петрова, высказались против присутствия на этой встрече27.
В ночь на 9 декабря Петров взорвал Карпова на этой конспиративной квартире, затем пытался скрыться, но был схвачен. В беседах с вице-директором департамента полиции С.Е.Виссарионовым, а затем на суде Петров вновь настаивал на причастности к этому делу Герасимова. Предложение Виссарионова о проведении тщательного расследования было поддержано лишь заведующим Особым отделом департамента полиции Е.К.Климовичем, тогда как Курлов, прокурор Петербургской Судебной палаты Корсак и товарищ прокурора окружного суда Васильев категорически отвергли его28. Скоротечный суд над Петровым состоялся 9 января, и через четыре дня его повесили.
Анализ обстоятельств и материалов «дела Петрова» заставляет, помимо старых версий выдвинуть и новые, еще не введенные в научный оборот.
Не вызывает сомнений факт предательства Петрова, выдавшего ряд подпольщиков начальнику Саратовского ГЖУ Семигановскому, а также факт вынужденности его признания эсерам, что подтверждается свидетельствами Фондаминского и показаниями самого Петрова Виссарионову незадолго до суда. Кроме того, Петров написал в августе письмо Герасимову, где говорил о возможности своего провала. Это письмо было передано Герасимовым Зуеву, который подтвердил этот факт в 1917 г.
Представляется, что эсеры и Бурцев просто использовали подвернувшийся случай для проведения столь необходимого им террористического акта. Почти все обоснования «революционной» версии опровергаются совокупностью фактов и свидетельств.
Роль Герасимова в этой истории неясна, существуют аргументы «за» и «против» версии о его причастности к гибели Карпова. Тем не менее целый ряд фактов не позволяет рассматривать обвинения Петрова в адрес Герасимова только как стремление во что бы то ни стало погубить его.
Сам Петров судорожно цеплялся за жизнь и пытался найти хоть какой-то выход из тупика, в который попал. Поэтому его поведение вполне укладывается в рамки нескольких версий, так как, спасая свою жизнь, он мог стать слугой нескольких хозяев, а кроме того, вел еще и свою собственную игру. Надо сказать, что изучение обстоятельств дела напрочь разрушает широко распространенную легенду о Петрове как о революционере-фанатике.
Особую роль в деле Петрова сыграл Курлов, курировавший его от начала до конца. Курлов принимал все ключевые решения и, по ряду свидетельств, фактически руководил этим делом. Именно он с согласия Столыпина отдал приказ об организации побега Петрова, именно он использовал на начальных стадиях его вербовки Герасимова, которого затем заменил Карповым, именно он, имея сведения о возможном провале Петрова, не принял мер для его проверки, что после скандала с Азефом представляется весьма странным. Его ноябрьские телеграммы из Ялты в департамент полиции производят впечатление искусно создаваемого алиби: в них говорилось о необходимости строго наблюдать за Петровым для недопущения его двойной игры и вмешательства в руководство им кого бы то ни было кроме Карпова29.
На этом фоне особого внимания заслуживает весьма интересная история с билетами в Мариинский театр. В собственноручных показаниях Доброскока, данных им в декабре 1909 г. Виссарионову и А.Еремину, рассказывается, что Карпов 29 или 30 ноября взял с собой на свидание с Петровым Доброскока, заявив при этом, что делает это вопреки запрету. На свидании Карпов ответил согласием на просьбу Петрова о выдаче ему паспорта и билета в Мариинский театр, которые он обещал прислать через Доброскока, после чего он велел Доброскоку оставить их с Петровым наедине.
Ночью Карпов заявил Доброскоку, что брать его на свидания он больше не будет, так как на это есть распоряжение Курлова, а следующим утром дал ему три паспортные книжки. Вечером Карпов вручил Доброскоку билет в театр.
«Но, — рассказывал Доброскок, — в то же время я узнал, что в театре должен быть министр внутренних дел, я тогда заявил полковнику Карпову, что билет в театр Касьяну (одна из кличек Петрова. — К.М.) давать нельзя; так как, по словам Касьяна, он должен вести боевое дело на министра внутренних дел, то ему, мне кажется, не нужно знать в лицо министра. Полковник Карпов с этим доводом долго не соглашался, но потом согласился и сказал мне: я ему, Касьяну, скажу, что я, Доброскок, ему не послал билета<...> Мною была отправлена только паспортная книжка, а билет — нет»30.
На допросе у Виссарионова 10 декабря Петров говорил о полковнике Карпове: «<...> я понимал, что с этим человеком нельзя вести серьезных дел. И нерешительный он был, все ходил с кем-то совещаться и никогда не давал прямых ответов на мучившие меня вопросы. Бывало, спросишь его насчет приискания квартиры, а он дает вместо ответа театральный бесплатный билет»31.
Этот эпизод позволяет нам констатировать, что Карпов вольно или невольно чуть было не создал ситуацию, при которой секретный сотрудник, подозреваемый в «двойной игре», оказался бы в театре, где должен был быть и Столыпин. Менее чем два года спустя начальник Киевской охранки Н.Н.Кулябко создал подобную ситуацию, и Д.Г.Богров смертельно ранил Столыпина.
Сходство между Карповым и Кулябко усиливается, если учесть, что оба они получили свои весьма завидные посты из рук Курлова, прозябая до этого в провинции, и что оба они были, судя по всему, весьма непрофессиональны и ограниченны. Можно предположить, что сочетание личной зависимости и профессиональной некомпетентности давало Курлову возможность манипулировать ими.
Петров был вооружен браунингом, который ему вручил в июне лично Герасимов, а также имел «адский жилет», переданный ему в Петербурге по приказу Савинкова все тем же Яном Бердо, полгода спустя заподозренным в провокаторстве.
Позиции Курлова в случае убийства Петровым Столыпина выглядели бы достаточно надежными, чтоб отвести как подозрения в его причастности к убийству, так и обвинения в преступной халатности. Роль Герасимова в вербовке Петрова, его встречи с ним летом и регулярная переписка через Доброскока, часть которой перлюстрировалась Карповым, браунинг и еще ряд деталей позволяли пустить следствие по ложному пути. От рассказа Доброскока остается ощущение, что Карпов взял его на встречу с Петровым только для того, чтобы Петров получил театральный билет из его рук, рук человека, полностью зависимого от Герасимова.
Как бы то ни было, Курлов, судя по всему, все равно воспользовался ситуацией и использовал показания Петрова против Герасимова для компрометации Столыпина в глазах царя. Всеподданнейший доклад, составленный Виссарионовым и повторявший слова Петрова, сказанные им на суде, содержал следующую фразу: «<...>существует наряду с этим и другая группа, опирающаяся на неизвестную сильную руку. Исполнителем воли этой группы является генерал Герасимов и его ближайший помощник Доброскок. Эта группа стремится завоевать себе право на розыск и идет к своей цели, не стесняясь никакими средствами и даже не останавливаясь перед убийствами»32.
Из показаний Петрова и прямого свидетельства Герасимова в 1917 г. совершенно очевидно, что под «сильной рукой» подразумевался Столыпин33. По свидетельству Виссарионова, подлинник «всеподданнейшего доклада» Зуев передал Столыпину, но вручил ли последний его царю, Виссарионов сомневался.
Однако Курлов и сам имел право «всеподданнейших докладов» во время болезни Столыпина. Любопытно, что в январе 1910 г. Курлов «высочайшим соизволением» был «произведен за отличие в генерал-лейтенанты с утверждением в должности командира Отдельного корпуса жандармов и оставлением в должности товарища министра внутренних дел». В это же время Виссарионов получил орден и чин статского советника, тогда как Герасимов и Климович попали в опалу34.
После смерти Столыпина основное подозрение пало на Курлова, но главный — карьеристский — мотив его поведения, по словам Трусевича, показался неубедительным, так как его карьера данным скандалом ставилась под удар35. Но если гипотетически допустить, что показания Петрова не были подсказаны ему Карповым и Виссарионовым и не были выдуманы им самим, а являлись правдой, то Курлов, поверивший им, имел серьезный мотив опередить Столыпина, не дожидаясь новой попытки с его стороны. В любом случае Курлов мог рассчитывать на то, что царь сквозь пальцы посмотрит на убийство Столыпина, про которого после «дела Петрова» он мог сказать — «сам такой».
Предлагая версии по «делу Петрова», зачастую противоречащие друг другу, оговоримся, что, на наш взгляд, в той или иной степени возможна любая из них или их комбинация. Оценить степень истинности большинства из них представляется весьма трудной задачей, для решения которой требуется дальнейшая работа исследователей.

Примечания

1   Савинков Б.В. Воспоминания террориста. М., 1991. С.269—270.

2   Там же. С.270; ГАРФ. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 326. Л. 1.

3   Чернов В.М. Савинков в рядах ПСР // Воля России. Прага, 1924.  14/15. С.159.

4   См.: Революционная мысль, 1908—1909. Париж.  1/6.

5   Чернавский М. В Боевой организации // Каторга и ссылка. 1930.  8/9. С.30.

6   Лебедев В. Конец Савинкова // Воля России. Прага, 1924.  14/15. С.166.

7   ГАРФ. ДП ОО. Ф. 102. 1909. Д. 189. Л. 15—17, 65—69, 98; Ф. 5831. Оп. 1. Д. 42. Л. 4; Знамя труда. Париж, 1909.  17. С.18.

8   См.: ГАРФ. ДП ОО. Ф. 102. 1909. Д. 189; Ф. 102. 1913. Д. 375.

9   Горбунов М. Савинков как мемуарист // Каторга и ссылка. 1928.  41. С.169—170; Чернавский М. В Боевой организации. С.34.

10   ГАРФ. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 331. Л. 9.

11   См.: ГАРФ. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 351; Чернавский М. В Боевой организации. С.39.

12   ГАРФ. Ф. 6212. Оп. 1. Д. 83. Л. 10.

13   Там же. ДП ОО. Ф. 102. 1913. Д. 375. Л. 1—3об.

14   Там же. Л. 2—3.

15   Там же. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 340. Л. 1—20об.

16   Там же. Ф. 6212. Оп. 1. Д. 42. Л. 8.

17   Там же. Д. 43. Л. 31—31об.

18   Там же. Д. 43. Л. 32.

19   Там же. Д. 60. Л. 3.

20   См.: Там же. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 38.

21   Там же. Д. 371. Л. 3—18; ДП ОО. Ф. 102. 1909. Д. 238. Л. 47.

22   Там же. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 351. Л. 53—54об., 99, 102—102об., 107.

23   См.: Падение царского режима: Стеногр. отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Т. 3. Л., 1925.; Н.М. [Н.И.Ракитников] Дело Петрова // Знамя труда. 1910.  25; К убийству полковника Карпова // Там же; Бурцев В.Л. Дело с.-р. А.А.Петрова // Иллюстрированная Россия. Париж, 1939.  21; Герасимов А.В. На лезвии с террористами. М., 1991; Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 1992 и др.

24   ГАРФ. Ф. 6с/102. 1909. Д. 175. Л. 12об.—13, 16.

25   Там же. Л. 13об.—15об.

26   Там же. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 343. Л. 10—10об.

27   Там же. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 514. Л. 57.

28   Там же. Л. 37—37об.; Падение царского режима. Т. 3. С.481.

29   Там же. Ф. 6с/102. 1909. Д. 175. Л. 50, 52—53, 55, 59.

30   Там же. Ф. 6с/102. Оп. 1. Д. 458. Л. 16—17.

31   Там же. Л. 5об.

32   Там же. Л. 24—28.

33   Там же. Л. 21об.—22; Падение царского режима. Т. 3. С.21.

34   Там же. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 513. Л. 52—76об.

35   Падение царского режима. Т. 3. С.230—232.