О.Черепова

ОБВИНЕНИЕ ПРЕДЪЯВЛЕНО —
ЗНАЧИТ, ВИНОВЕН ?..

Из зала суда

Беспримерная по жесткости дискриминационная кампания против чеченцев, проводившаяся правоохранительными органами в Москве в сентябре-декабре 1999 г. и возобновлявшаяся в марте 2000 г., носила кодовое название “Вихрь-антитеррор”. Под предлогом поисков террористов должностными лицами грубейшим образом нарушались статьи Конституции РФ, объединенные в главе “Права и свободы человека и гражданина”, другие российские нормативные акты и обязательства по международным документам в сфере прав человека. Сотни выходцев из Чечни, а также из Ингушетии и Дагестана были арестованы и помещены в московские следственные изоляторы. При задержании многим из них были подброшены, а затем при личном досмотре “найдены” наркотики (как правило, несколько сотых грамма героина, упакованные в пакетик из фольги или полиэтилена) или оружие (пистолет, ручная граната, небольшое количество взрывчатого вещества, несколько патронов), что служило основанием для предъявления обвинения по ст. 222 (Незаконное приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств) и 228 (Незаконное изготовление, приобретение, хранение, перевозка, пересылка либо сбыт наркотических средств или психотропных веществ) Уголовного кодекса РФ. Несмотря на то, что жертвами античеченской кампании в Москве, как правило, оказывались законопослушные граждане со стабильным социальным положением, ранее не судимые, не имеющие криминальных связей, не представляющие социальной опасности и никак не соприкасающиеся с наркотиками, к ним чаще всего применялась явно неадекватная мера пресечения - взятие под стражу.

По прошествии времени стало очевидным, что данная акция была звеном обширного плана “мероприятий”, призванных сплотить население вокруг лидера, возглавившего бескомпромиссную борьбу с исламским терроризмом и чеченским сепаратизмом. Однако, как это уже было в 1994-1996 гг., главной мишенью оказался чеченский народ. В то время как в Чечне в результате бомбардировок и артиллерийских обстрелов сметались с лица земли целые селения, а жители, успевшие убежать из-под огня, становились обитателями палаточных городков в Ингушетии, чеченцы, захваченные в Москве, проводили свои дни в переполненных следственных изоляторах в ожиданни суда. Представших перед судом по сфабрикованным уголовным делам, суд признавал виновными и приговаривал к различным срокам лишения свободы.

Анализируя свои наблюдения в зале суда, сотрудники правозащитных организаций (Правозащитного центра “Мемориал”, “Гражданского содействия”, “Института прав человека”) приходят к выводу, что при рассмотрении такого рода дел судьи, за редчайшим исключением, не придерживаются гарантированной Конституцией РФ презумпции невиновности, в связи с чем судебные разбирательства проходят с ярко выраженным обвинительным уклоном. Игнорируются те материалы дела (свидетельские показания и результаты экспертиз), которые ставят под сомнение выводы правоохранительных органов; судьи не реагируют на нарушения в оформлении протоколов задержания, обыска, личного досмотра и других документов; не трактуют, хотя и обязаны в соответствии со ст. 49 ч.3 Конституции РФ, в пользу подсудимых выявленные в суде противоречия и несоответствия в материалах следствия и показаниях, вызывающие сомнения в виновности подсудимых. Суды первой инстанции, по нашим наблюдениям, как правило, не придают никакого значения тому обстоятельству, что событие преступления не установлено, а в действиях подсудимых отсутствует состав преступления, что факт совершения преступления никак не доказан: вопреки очевидности судьи поддерживают доводы обвинения и признают подсудимых виновными. Кассационное обжалование в Московский городской суд ровно ничего не меняет в судьбе осужденного: здесь дословно повторяется обвинение, прозвучавшее в суде первой инстанции, приговор оставляется без изменения, а жалобы или протест - без удовлетворения.

Примеров такого рода судебных решений можно привести множество. Одно из них было принято 9 июня 2000 г. Дорогомиловским межмуниципальным судом г. Москвы по делу

Майрбека Вачагаева и Мусы Нугаева, признанных виновными в преступлении, предусмотренном ст. 222 ч. 1 УК РФ, и осужденных соответственно к трем и двум с половиной годам лишения свободы (государственный обвинитель просил для каждого по три с половиной года с отбыванием срока в исправительно-трудовой колонии общего режима). Приговор, вынесенный судом, допускал возможность применения к осужденным амнистии, объявленной Госдумой в связи с 55-летием Победы, поэтому оба были освобождены из-под стражи в зале суда.

М. Вачагаев и М.Нугаев не согласились с приговором суда, будут обжаловать данное решение и добиваться оправдательного приговора, для чего намерены обратиться в Европейский суд по правам человека.

Адвокат М.Вачагаева и М.Нугаева Ахмед Героев построил защиту на положениях Конституции РФ и полностью опроверг в судебном процессе доводы обвинения. Он также настаивает на полной невиновности своих подзащитных.

Что же стоит за делом М.Вачагаева и М.Нугаева?

Майрбек Момуевич Вачагаев, 1965 г.р., кандидат исторических наук. Читал лекции в университетах Франции, США, других стран. На ноябрь 1999 года была назначена защита его докторской диссертации в Институте истории РАН в Москве, была завершена работа над книгой. В начале 1999 г. работал пресс-секретарем Президента ЧРИ А.Масхадова в Грозном. Сфера его научных интересов ( в последние годы он работал над историей суфизма) вызывала раздражение у немногочисленных поборников “чистого ислама” в Чечне, т.н. “ваххабитов”. Вачагаев известен в Чечне как принципиальный противник насилия, он никогда не носил оружия и не прибегал к услугам положенной ему по штату охраны. Президент Масхадов, чтобы оградить своего пресс-секретаря от вполне реальной возможности покушения, отправляет его в Москву и в мае 1999 года назначает Генеральным Представителем ЧРИ в РФ.

На суде свидетели, знавшие М.Вачагаева еще по Грозному, показали, что в Чечне он передвигался без оружия и охраны, несмотря на угрозы со стороны оппонентов Масхадова, против которых он неоднократно выступал с заявлениями. В марте 1999 г. некие “ваххабиты” объявили , что за его поимку будет выплачено 100 000 долларов. Сотрудники московского представительства подтвердили, что и в Москве он не носил оружия и не прибегал к услугам охраны. Передвигался по Москве на служебном “москвиче”, часто пользовался общественным транспортом. Управление делами Администрации Президента РФ предоставило М.Вачагаеву просторную служебную квартиру по ул. Веерной 30, где, кроме М.Вачагаева с женой и маленьким ребенком, поселился сотрудник представительства, помощник Вачагаева Муса Хасанович Нугаев, 1972 г.р., профессиональный водитель высокого класса. (После ареста М.Вачагаева его жене было предписано освободить квартиру и в течение месяца покинуть Москву).

После сентябрьских взрывов в Москве жизнь московских чеченцев превратилась в кошмар. Задержания, избиения, обыски, вторжения в квартиры, закрытие офисов, перерегистрация с обязательной дактилоскопией и фотографированием в отделе криминальной милиции. На дверях квартир сотрудников постпредства, появляются надписи: “Здесь чечен”. В постпредстве не замолкали телефоны. Список лиц, пострадавших от милицейского произвола, обратившихся за помощью в постпредство, насчитывал порядка четырехсот имен. Работа М.Вачагаева в постпредстве в тот период приобретает ярко выраженный правозащитный характер. Он обращается с запросами в Прокуратуру, ФСБ, ГУВД, выступает с ходатайствами об освобождении, с официальными поручительствами об изменении меры пресечения. Благодаря его усилиям некоторые из задержанных были освобождены. Он устраивает пресс-конференции, но их срывают и приказывают прекратить. Его лишают возможности встречаться с российскими журналистами, остаются лишь немногие контакты с представителями иностранных СМИ.

В сентябре Вачагаев получает предупреждение из источника, близкого к МВД, что готовится его арест, но по-прежнему передвигается по Москве без охраны. Он обращается за разъяснениями в Ген. Прокуратуру, в Администрацию Президента, МВД и ГУВД. Начальник ГУВД Куликов в телефонной беседе заверил, что ему ничего не известно о таких планах. 26 сентября журналист ОРТ М.Леонтьев в программе “Однако” объявляет Вачагаева бандитом: “Сегодня бандит Вачагаев, представитель бандитской Чечни...” 7 октября тот же журналист заявляет: “Он до сих пор на свободе... Не пора ли стреножить Вачагаева и поменять его на Шпигуна?” Леонтьев, разумеется, не мог знать о том, что, отправляя Вачагаева в Москву сразу после задержания в Москве занимавшего высокий пост Атгериева, Масхадов предупредил его, что в случае ареста тот может рассчитывать только на себя: никакого обмена ни на кого не будет. Кстати, Вачагаев был лично знаком со Шпигуном, относился к нему с большим уважением и считал, что его похищение - провокация с целью дискредитации Масхадова.

21 октября утром Вачагаев звонит Масхадову и сообщает, что постпредство не может продолжать работу в такой обстановке и что с понедельника он будет вынужден временно приостановить его деятельность. В полдень в постпредстве раздается звонок. Звонивший, представившись сотрудником Администрации Президента, сообщил, что глава Администрации А.Волошин назначил Вачагаеву встречу на 17 час. (Позже в Администрации Президента сказали, что такого приглашения никто не передавал).

Для того, чтобы подготовиться к важной для него встрече и переодеться (Вачагаев в тот день был одет в джинсы и рубашку, в качестве верхней одежды - плащ), в 13 час. он выехал домой на служебном “москвиче”, за рулем которого был Муса Нугаев. По пути они остановились на Старый Арбате, где заказали визитки и купили газеты. На Старом Арбате Муса заметил, что их преследует машина, но Майрбек не придал этому значения, т.к. начальник ГУВД Куликов в свое время сообщил, что установил за ним внешее наблюдение в целях охраны, поскольку от охраны как таковой он отказался.

На Кутузовский проспект они выехали с Дорогомиловской улицы и тут же были остановлены инспектором ГИБДД: “У вас нет талона техосмотра на стекле”. Инспектор проверил документы, визуально проверил салон машины, багажник. Спросил у Мусы шутливо: “У вас есть гранатометы, автоматы, пулеметы?”, на что Муса в том же тоне ответил: “Да, у нас есть гранатометы, автоматы, пулеметы. Ведь мы чеченцы”. Муса на всякий случай поднял куртку и продемонстрировал отсутствие гранатометов.

Инспектор вернул документы и они продолжили путь. Перед Триумфальной аркой Муса начал перестраиваться в крайний ряд, чтобы свернуть на ул. Генерала Ермолова. В этот момент им перерезала путь белая иномарка, из окна которой в сторону Нугаева был направлен пистолет. Муса крикнул: “Что это такое?” Майрбек ответил: “Ничего, останавливаемся”. Из затормозивших белой “ауди” и темной “девятки” к ним бежали люди в штатском, двое из них - с оружием. Майрбек Вачагаев рассказывает: “Никакой проверки документов не было. Меня резко вытащили из машины, и в тот же момент я лежал на земле лицом вниз. Руки мне завели назад, надели наручники. Меня топтали, пинали, пытались что-то вложить в руку, но я сжал кулак и это им не удалось. Потом почувствовал, что на спине что-то есть. Первая мысль была - гексоген! Теперь вся Москва будет говорить, что чеченский представитель разъезжает с гексогеном”. Муса Нугаев: “Мат стоял страшный. Я лежал на асфальте в наручниках за спиной и ничего не видел, мою голову удерживали лицом вниз с такой силой, что на лбу потом ссадина оказалась. Я чувствовал, что мне засовывают что-то за пояс. Потом меня подняли, повели в машину, но голова по-прежнему была внизу, у самой земли, и в машине голову держали так, чтобы она была между колен”.

Вачагаева и Нугаева посадили в разные машины. Вачагаева беспокоило то, что нападавшие действовали анонимно, он хотел убедиться, что они из государственных структур, поэтому спросил, какую организацию они представляют. Один из них ответил: “Мы из Отдела по борьбе с политической проституцией”. (Как позже выяснилось, это были сотрудники ГУБОП). Вачагаев сказал им, кто он, какой пост занимает, на что ему было заявлено, что такие персоны на “москвичах” не ездят. (На следствии сотрудники ГУБОП для подкрепления своей версии задержания заявят, что Вачагаев скрыл от них свою личность). Задержанные были доставлены в ОВД “Дорогомилово”, причем, по рассказу Вачагаева, сопровождающие их сотрудники в ОВД “нервничали чрезмерно. Шум, крик, мат, вытаскивают меня из ОВД и бегом тащат обратно в машину. Оказалось, то, что они засунули за пояс, по дороге выпало. В машине засунули опять: ”Хотел выкинуть!" - и снова мат, удары. Снова завели в ОВД, бросили Вачагаева на стол. Нугаев стоял лицом к стене. Им предложили добровольно выдать запрещенные предметы. Вачагаев сказал следователю ОВД: “При мне ничего не было, а что есть сейчас, не знаю”. После чего из-за поясов Вачагаева и Нугаева были извлечены пистолеты, один - чешского производства, другой - ТТ. Оба заявили, что данное оружие им не принадлежит и отказались подписать протокол изъятия. Вачагаев заявил, что это политическая провокация.

Из показаний на суде сотрудника ОВД “Дорогомилово”: “Дежурил сутки. Увидел их в милиции, они стояли лицом к стене, руки в наручниках. В присутствии понятых сзади из-за пояса извлечены пистолеты. Изъят портфель с документами ваххабитского содержания и карта продвижения наших войск с флажками”. (“Документы ваххабитского содержания” - докторская диссертация М.Вачагаева и верстка книги).

Вечером был проведен обыск в квартире Вачагаева. В обыске участвовали те же сотрудники ГУБОП, сотрудники ОВД “Дорогомилово”, понятые - строители с ближайшей стройки. Из показаний на суде соседа Вачагаевых : “Во второй половине дня мы с женой узнали из сообщения по радио, что Вачагаева задержали. Позже я услышал шум на лестничной площадке и вышел из квартиры. Увидел целую толпу народа, это были оперативники, они стучались к ним в дверь. Я позвонил в дверь и сказал жене Вачагаева: ”Не бойтесь, это действительно милиция", тогда она открыла. Она была дома одна с ребенком. Мы вошли в квартиру и прошли на кухню, но часть вошедших стала расходиться по квартире. Я сказал, что это не дело, мы должны быть все вместе. Они сказали, что, будешь нас учить - и за руки вывели меня из квартиры. Я спросил, можно ли моей жене остаться с ними. Сказали - нет, по позже ее все-таки позвали".

Из показаний сотрудника ОВД : “ ... Я сказал хозяйке квартиры, что во время обыска драгоценности она должна держать при себе. Она пошла собирать драгоценности. После этого мы прошли по комнатам. Впереди шла жена Вачагаева. Когда вернулись в холл, на шкафу сотрудник ГУБОП нашел красную пластмассовую коробку. Он попробовал ее открыть, но не смог. Тогда он передал коробку жене Вачагаева, она ее открыла и сказала ”Ой!" В коробке лежали патроны. Жена Вачагаева сказала, что коробка ни ей, ни мужу не принадлежит. Кроме коробки с патронами из квартиры был изъят компьютер, а также рукописные и машинописные материалы и видеокассеты".

В деле имеются показания домработницы, которая два раза в неделю - во вторник и четверг - занималась уборкой в квартире Вачагаевых. “Ничего подозрительного - ни оружия, ни боеприпасов в квартире никогда не было. В четверг, 21 октября, я приехала утром и убирала квартиру до 12 часов. Никакой коробки в холле, ни в шкафу, ни на шкафу я не видела”.

В ходе предварительного расследования, проведенного в ОВД “Дорогомилово” сотрудниками ГУБОП впервые была озвучена их версия задержания, которая в дальнейшем будет отшлифована в ходе полугодового следствия: “Мы выехали в 12.30 на двух машинах, на ”ВАЗ-2109" - сотрудники ГУБОП, а на белой “ауди” - СОБРовцы - физическая поддержка. У нас было задание - произвести обыск по одному адресу в Западном округе. На Кутузовском проспекте замечаем “москвич” светло-серого цвета, который движется на большой скорости, резко перестраивается из одного ряда в другой, создает аварийную ситуацию, как будто человек находится в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, или очень спешит, как будто уходит от погони. Нам показалось, что мотор в “москвиче” был мощнее обычного. Когда “москвич” подрезал нас слева направо, мы увидели в машине двух людей кавказской национальности. Решили задержать, проверить документы. Остановили их у Триумфальной арки. Двое из нас направились к водителю, а Гвоздиков (старший группы) с группой поддержки - к пассажиру. Они отказались выйти из машины, сказав, что только сотрудники ГИБДД могут проверять водительские права. Одним словом, повели себя не так. Мы их вытащили из машины. Когда людей из машины доставали, чувствуем что-то жесткое. Куртку приподняли у водителя - там рукоятка. У пассажира тоже ствол".

В суде ГУБОПовцы настаивают, что задержание произошло “чисто случайно, рефлекторно: увидели машину, в ней кавказцев, они дернулись - убегают”. Остановили, доставили в ОВД, потом поехали на обыск на Веерную. Свое задание они в этот день так и не выполнили, времени не хватило.

Однако в деле нашелся документ, ставящий под сомнение версию спонтанности задержания. Следователь ОВД “Дорогомилово”, добросовестно проверяя показания задержанных в ходе дознания, пригласил для допроса инспектора ГИБДД, остановившего машину на пересечении Дорогомиловской улицы и Кутузовского проспекта. Инспектор показал следующее. 21 октября днем, когда он стоял на посту, неподалеку остановилавсь группа из трех иномарок. Из одной машины вышла женщина и направилась к нему. Она предъявила удостоверение сотрудника МВД (фамилию инспектор прочесть не успел) и попросила его остановить светло-серый москвич, который уже приближался, минут на 5 под любым предлогом. При этом она просила не вызывать подозрений и не спугнуть тех, кто находится в машине, т.к. готовится их задержание. Инспектор выполнил ее просьбу и даже записал данные тех, кто был в “москвиче”, но женщина от его записей отказалась, видимо эти данные ей были хорошо известны. Когда инспектор по команде женщины отпустил “москвич”, он увидел, как группа из трех машин начала его преследование по Кутузовскому проспекту.

На суде ГУБОПовцы отрицали, что с ними в момент задержания была женщина, однако выяснилось, что среди сотрудников их отдела действительно есть одна женщина примерно того же возраста, что и собеседница инспектора.

В ОВД “Дорогомилово” была проведена дактилоскопическая экспертиза, которая дала интересные результаты. Отпечатков пальцев подозреваемых на пистолетах обнаружено не было. На красной пластмассовой коробке с патронами (подходившими к чешскому пистолету) были два отпечатка пальцев, но ни Вачагаеву, ни Нугаеву они не принадлежали.

Из ОВД “Дорогомилово” Вачагаев и Нугаев были доставлены на Петровку 38, где им было предъявлено обвинение по ст. 222 ч. 1, после чего они были взяты под стражу и препровождены в Бутырскую тюрьму в распоряжение следователя Дубровщика, который в течение шести месяцев следствия не счел необходимым проверить показания Вачагаева и Нугаева. Он допрашивал в основном свидетелей обвинения - сотрудников ГУБОП и милиции, а также понятых - и готовил их показания к суду. По утверждению адвоката Ахмеда Героева, который получил возможность ознакомиться с материалами дела только после того, как оно было передано в суд, протоколы допросов сотрудников ГУБОП просто штамповались. Следователь не вызвал для допроса инспектора ГИБДД, он не устанавил личность женщины, сотрудницы МВД. Не провел дактилоскопическую экспертизу в отношении свидетелей обвинения, чтобы установить, чьи же отпечатки были на коробке. Не установил личности сотрудников физической поддержки. Известно, что в момент задержания двое из них были с оружием. Где впоследствии оказалось это оружие? Не за поясом ли у обвиняемых?

Не выдерживает критики версия причины задержания: превышение скорости, состояние алкогольного опьянения, резкое перестраивание. Максимальная скорость “москвича” была 80 км, что для Кутузовского проспекта вполне обычно. Нарушение правил исключается, т.к. Нугаев - водитель высокого класса, который никогда их нарушает, к тому же всегда помнит, что с чеченца за это взыщется вдвойне. Кстати, в армии он тоже был водителем, служил в Таманской дивизии под Москвой. Подозрение в “алкогольном или наркотическом опьянении” было, видимо, забыто сразу после задержания, потому что ни на алкоголь, ни на наркотики Нугаева не проверяли.

Задержание и личный досмотр в ОВД проводились в присутствии двух понятых - Борисова и Желанова. Однако в протоколах фигурирует не Желанов, а Жданов, в первом протоколе Сергей Петрович, во втором - Сергей Михайлович, в третьем - Сергей Александрович, в конце концов оказывается, что он - Андрей Николаевич Желанов. Что касается Борисова, то Вачагаев утверждает, что его вообще не было в момент задержания и в ОВД “Дорогомилово”, а в качестве понятого фигурировал другой человек, проживавший, как он сказал, в Дубне.

Версия понятых Борисова и Желанова - на месте задержания они оказались случайно. В тот день понятые встретились на Киевском вокзале, чтобы поехать на “Горбушку” купить Борисову телевизор. Они очень торопились, поэтому взяли машину и поехали в направлении “Горбушки” по Кутузовскому проспекту (хотя на метро путь до “Горбушки” от Киевского вокзала занял бы у них максимально 10 минут). На Кутузовском им преградили путь несколько машин, они должны были остановиться. Минуту они сидели в машине, потом к ним подошли и попросили быть понятыми. Они видели, как из машин выбегали люди в штатском с оружием. Потом им показали лежащих на земле задержанных с надетыми за спиной наручниками. Приподняв полы их одежды, продемонстрировали рукоятки оружия. На суде у человека, который постоянно менял фамилию, имя и отчество, документов при себе не оказалось. Отвечая на вопросы защитника о месте работы, “понятые” говорят, что уже давно нигде не работают. Вопрос: “А где вы раньше работали?” - судья отводит. В тот день они так и не купили телевизор, потому что поздно освободились, но и впоследствии не купили его, видимо, просто о нем забыли.

Как заявил адвокат, в период следствия был нарушен целый ряд статей УПК. Например, вопреки ст. 162, для устранения противоречий не проводились очные ставки. Вместо этого свидетелям - сотрудникам ГУБОП предъявлялся протокол допроса Желанова, что является грубейшим нарушением УПК. Целый ряд документов дела содержит серьезные нарушения. Это и протоколы изъятия, в которых данные постоянно меняются: сначала пистолеты упаковываются в коробку, затем они оказываются в бумажном конверте, т.е. не была обеспечена сохранность, нарушена герметичность; постоянно меняется количество подписей присутствовавших при изъятии, меняются параметры оружия и маркировочные обозначения гильз... В протоколе изъятия одежды упомянуты следы металлизации, но они не соответствовуют тем местам, откуда, согласно протоколам, было извлечено оружие. В одних показаниях у Нугаева пистолет извлечен сзади, в других - спереди, в третьих - сбоку.

Следствие продолжалось в течение полугода. По свидетельству М.Вачагаева следователь Дубровщик приходил в тюрьму только на продление дела. 25 марта началась спешка. Вачагаев спросил, может ли Дубровщик продлить следствие, ведь он неоднократно просил вызвать по его делу генерал-лейтенантау Чернышеву и С.Степашина, которые его лично знали и способствовали его приезду в Москву; кроме того, просил возбудить уголовное дело по факту подброса оружия. Однако следователь отказался удовлетворить его просьбу под предлогом сжатых сроков: “Мы должны закончить все за неделю”. 15 апреля следователь вызвал Вачагаева. Вачагаев рассказывает: “Он открыл газету, от корки до корки ее прочитал и сказал: ”спасибо, Вачагаев, до свидания". Затем написал рапорт, что Вачагаев, Нугаев и их адвокат отказываются от прочтения материалов дела. Вачагаев просил предоставить ему УК и УПК, на что следователь заявил, что эти книги - фантастика и не нужны заключенному.

Дело было отправлено в суд 19-21 апреля. 19 апреля адвокат Героев направил жалобу на имя . Президента В.Путина, ген. Прокурора В.Устинова и прокурора г. Москвы Авдюкова о том, что в данном деле может быть нарушено право на защиту. Обвиняемые и их адвокат впервые знакомились с делом в середине мая.

Три раза в течение полугода слушалось дело об изменении меры пресечения Вачагаеву и Нугаеву: два раза в Тверском межмуниципальном суде и кассационная жалоба - в Мосгорсуде. Вот как описывает М.Вачагаев судебное заседание в своем интервью “Независимой газете” (“НГ” от 19 февраля 2000 г.): “Судья Лукьянов ...нервно передергивался, не мог дождаться, когда перестанет говорить адвокат. Для него решение по моему вопросу было вынесено еще накануне. Перед началом судебного заседания адвокат потребовал соблюсти закон и снять с меня наручники на время разбирательства. Но, как я понял, судья опасался, что это было бы расценено как лояльное отношение ко мне. Поэтому, когда мои адвокаты подали частную жалобу в Мосгорсуд, я письменно отказался участвовать в этом дешевом фарсе. Там с точностью до деталей повторилось заседание Тверского межмуниципального суда. Закон на моей стороне, но о диктатуре закона, к сожалению, говорить пока не приходится”. Несмотря на положительные характеристики, ходатайства и поручительства, представленные в Тверской межмуниципальный суд, в том числе председателем Совета муфтиев европейской части России и председателем Фонда, Сахарова, несмотря на серьезное ухудшение здоровья Вачагаева и Нугаева, в изменении меры пресечения им было отказано “в связи с тяжестью содеянного”.

Все просьбы журналистов, представляющих “Известия”, “Шпигель”, “Независимую газету” о встрече с Вачагаевым были отклонены Минюстом РФ; интервью в “НГ” от 19 февраля 2000 г. представляет собой письменные ответы Вачагаева на вопросы “НГ”. Зато некий “корреспондент” появился в камере Вачагаева 26 марта, в день выборов. Он должен был запечатлеть демократическую процедуру участия известного заключенного в выборах Президента РФ. Когда Вачагаев голосовать отказался, его стали шантажировать тем, что из-за его отказа может физически пострадать Муса Нугаев. Майрбек Вачагаев был вынужден согласиться принять участие в голосовании, но настоял, что это будет происходить в отсутствие “корреспондента”. Затем, по его словам, он взял бюллетень и перечеркнул его.

5 июня, в первый же день заседания Дорогомиловского суда, адвокат заявил ходатайство об исключении из доказательной базы тех протоколов и документов, которые были получены с нарушением закона. Судья отклонила ходатайство защиты. Ничего другого ей делать не оставалось, поскольку с исключением этих документов уголовное дело полностью разваливалось.

Отклонила она также ходатайство Правозащитного центра “Мемориал” об участии в судебном заседании в качестве общественного защитника В.М.Гефтера, сославшись на якобы неправильно оформленные документы. Однако на второй день слушаний Гефтеру все же удалось выступить в суде в качестве свидетеля по характеризующим данным. В своем выступлении он остановился на личности М.Вачагаева, массовых арестах и возбуждении уголовных дел против чеченцев в Москве, рассказал о встрече представителей правозащитных организаций с зам. прокурпора г. Москвы по поводу массовых задержаний, в ходе которой речь шла и о деле Вачагаева.

Судья зачитала обвинительное заключение на 40 страницах, целиком построенное на показаниях свидетелей обвинения и на ненадлежащим образом оформленных документах (при допросе одного из свидетелей - сотрудника милиции - судья выразила свое возмущение качеством составления документов: “На противника работаете!”), показаниям же Вачагаева и Нугаева , их подробным доводам, приведенным в ходе предварительного следствия в этом объемном тексте места не нашлось.

В течение четырех дней заседаний зал суда был полон. Здесь были представители российской и иностранной прессы, правозащитных организаций, сотрудники постпредства, друзья Вачагаева - соседи по аспирантскому общежитию в Москве, с которыми он прожил бок о бок несколько лет, родственницы, приехавшие из Чечни. В перерывах женщины рассказывали журналистам о чеченском периоде жизни Майрбека и Мусы начиная с детских лет, о потере близких во время первой и второй войн, о том, как они живут, или, точнее, выживают в настоящее время в разрушенной Чечне.

В последний день зачитывались показания отсутствовавших по уважительным причинам свидетелей (большинство сотрудников ГУБОП, участвовавших в задержании, ушли в отпуск или взяли больничный лист и в суд не явились). Были зачитаны показания инспектора ГИБДД, первым остановившим “москвич” на Кутузовском проспекте, показания домработницы.

Адвокат заявил еще одно обоснованное ходатайство об исключении из числа доказательств данных трех экспертиз, подробно остановившись на содержащихся в них нарушениях.

Судья снова отказывает ходатайству защиты.

Адвокат просит приобщить к материалам дела заявление Нугаева о шантаже со стороны сотрудников ГУБОП, которые приходили к нему в тюрьму и убеждали его признаться в совершении преступления, угрожая, что в случае отказа, “они его везде достанут”. На следующий день после беседы, результаты которой не удовлетворили сотрудников ГУБОП, Нугаев был переведен из малонаселенной камеры в камеру, рассчитанную на 36 мест, в которой находилось 90 человек.

Судья отказывает в приобщении заявления к материалам дела.

Начинаются прения сторон. Государственный обвинитель заявила, что обвинение нашло свое подтверждение, а отрицание вины подсудимыми опровергается собранными доказательствами. Далее она пересказывает показания сотрудников ГУБОП о чисто случайном задержании Вачагаева и Нугаева. Ставит под сомнение показантия инспектора ГИБДД, поскольку он говорит о трех машинах, а задержание производилось сотрудниками, которые ехали на двух машинах. Ставит под сомнение показания соседа Вачагаевых и домработницы. Что касается противоречий и разночтений, о которых говорит защита, то она не усматривает никаких противоречий. Учитывая повышенную общественную опасность содеянного, требует для М.Вачагаева и М.Нугаева наказания в виде лишения свободы на 3 года 6 месяцев с пребыванием в исправительно-трудовой колонии общего режима.

Адвокат отмечает двойные стандарты при оценке доказательств представителями обвинения. Он считает, что в основе всего дела лежат сфабрикованные материалы, нет ни одного объективного доказательства виновности его подзащитных. Дело имеет политическую подоплеку и направлено было против Вачагаева как представителя Масхадова. Нугаев совершенно случайно оказался в этом деле, т.к. подвезти Вачагаева домой мог любой другой сотрудник постпредства. “Вачагаев и Нугаев обвиняются в том, что они незаконно приобрели, хранили, носили и перевозили оружие. Где доказательства того, что Вачагаев приобретал оружие? Доказательств нет. Утверждение, что якобы Вачагаев ”в неустановленное время, у неустановленного лица, при неустановленных обстоятельствах и т.д."- разве это может считаться доказательством?". “Вачагаев всегда действует, руководствуясь своими убеждениями. А убеждения Вачагаева основаны на принципах добра, гуманизма и справедливости”. “Все это время ГУБОП тщетно искал компромат на Вачагаева. То дело, которое пришло в суд - свидетельствует только о том, что он человек честный и порядочный. Если таких людей мы будем закрывать за решеткой, то скоро беда будет и с нами, и с другими гражданами, которые рассчитывают на положительный исход того, что происходит в нашей стране”.

В своем последнем слове Майрбек Вачагаев сказал, что рад тому, что после долгих лет забвения вернулось обращение к судье “Ваша честь” и появилась надежда, что суд будет принимать решения сообразно понятиям чести.

Муса Нугаев: “Я 8 месяцев просидел в тюрьме из-за того, что мне подбросили оружие. Я видел в тюрьме людей, имевших ранее судимость по той же статье, которые действительно имели при себе оружие. Но, по их словам, им давали за это по 1,5 - 2 года. Почему же для меня прокурор просит 3 года 6 месяцев? Только за то, что я чеченец?”

Процедура постановления приговора заняла 4 часа. Когда, наконец, ввели подсудимых, зал встал.

Судья оглашает приговор: каждого из подсудимых “признать виновным в том, что в неустановленном месте, у неустановленного лица, при неустановленных обстоятельствах... приобрел оружие - парабеллум чешского производства (или ТТ), который он незаконно перевозил и носил до момента задержания...Сотрудники ГУБОП общими усилиями остановили и задержали...Доставили в ОВД ”Дорогомилово"... В тот же день на квартире Вачагаева была найдена коробка с боеприпасами к пистолету...Вачагаев себя виновным не признал, считает свой арест политической провокацией. Нугаев себя виновным не признал, считает, что его задержание связано с провокацией против Вачагаева. ... Однако их вина подтверждается показаниями свидетелей...У суда нет оснований сомневаться в показаниях свидетелей. Признать Вачагаева виновным в преступлении, предусмотренном ст. 222 ч. 1, назначить наказание - 3 года лишения свободы без штрафа, с отбытием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима; признать Нугаева виновным в преступлении, предусмотренном ст. 222 ч. 1, назначить наказание - 2 года 6 месяцев лишения свободы с отбытием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима...

Учитывая п. 1 Постановления Государственной Думы об амнистии в честь 55-летия Победы, отменить постановление о содержании под стражей и освободить Вачагаева и Нугаева в зале суда".

В интервью сразу после освобождения М.Вачагаев обратился к гражданам России с советом - опасаться законных формирований, которые в любую минуту могут вам что угодно подбросить и отправить за решетку. Он убедился, что больше половины находящихся в СИЗО, так же как и он, не совершили никакого преступления.

В открытом обращении к С.А.Ковалеву он просит его приложить максимум усилий для того, чтобы Россия открыла двери СИЗО для гуманитарных и правозащитных организаций, и тем самым были спасены судьбы десятков, а то и сотен тысяч людей.