Николай Силаев. Особенности национального джихада

12.02.2005

Николай Силаев. Особенности национального джихада
В последний месяц сразу в нескольких городах Северного Кавказа шли, по сути, боевые действия. Похоже, чеченский конфликт «выходит из берегов» и грозит поглотить соседние регионы.

Обострение публичной активности лидеров чеченских боевиков, случившееся на прошлой неделе, можно было бы смело пропустить мимо ушей. Шамиля Басаева хоронили и воскрешали уже несчетное множество раз. Очередные сообщения о его гибели, для разнообразия озвученные не российскими военными, а представителями абхазских силовиков, только оттенили два выступления террориста: интервью в эфире британского телеканала Channel 4 и видеообращение на сайте «Кавказцентр». Басаев пообещал продолжение терактов. А кто, спрашивается, ждал от него чего-нибудь другого?

Интервью Аслана Масхадова, опубликованное на прошлой неделе в «Коммерсанте», было интересно разве что самим фактом появления его в российской прессе: отечественное журналистское сообщество вообще-то давно не решается дразнить Кремль столь демонстративно. С содержательной точки зрения Масхадов, старательно отрабатывающий роль «доброго следователя» (в противовес «злому следователю» Басаеву), не сказал ничего нового. Обещания передать Басаева международному трибуналу выглядят совсем уж нелепо: что, кроме собственного бессилия, мешало ичкерийскому президенту сделать это лет пять назад, скажем после вторжения боевиков в Дагестан?

Однако на этот раз выступления Басаева и Масхадова совпали по времени с целой серией угрожающих событий на Северном Кавказе. Еще в декабре в Назрани с применением боевой техники штурмовали дом, в котором держали оборону несколько боевиков из террористической организации «Халифат». В начале января в Махачкале и Каспийске прошли подобные спецоперации, причем силовые структуры понесли большие потери (погибли командир дагестанского СОБРа полковник Арзулум Ильясов и один сотрудник «Альфы»), а жилой дом в Махачкале был полностью разрушен.

Немногим позже штурм жилого дома произошел в Нальчике. Боевики террористической группировки «Ярмук», которые находились в этом доме, в том числе и лидер группировки Муслим Атаев, были уничтожены. А еще несколько дней спустя в Дагестане было совершено покушение на замминистра внутренних дел республики Магомеда Омарова. Омаров погиб. По некоторым предположениям, это была месть боевиков за операции в Каспийске и Махачкале.

На таком фоне традиционные высказывания лидеров чеченских боевиков приобрели новый смысл. И слова Басаева о том, что он намерен «освободить» весь Северный Кавказ, как будто начали получать практическое подтверждение и воплощение. «Метастазы» чеченского конфликта проявляются уже давно. Однако никогда ранее они не были столь зримы.

Ускользающий враг

Когда в мае прошлого года на конференции национальных директоров по вооружениям стран НАТО была представлена информационная сводка по деятельности международных террористических организаций за предшествующие двенадцать лет, представители российского официоза ликовали. В список террористов, связанных с «Аль-Каидой», попали несколько лидеров чеченских боевиков. Таким образом, российская концепция чеченского конфликта как части глобальной борьбы против международного терроризма получила еще одно подтверждение со стороны Запада.

На радостях как-то упустили из виду, что в состав чеченского сегмента «Аль-Каиды» был включен бывший «министр обороны Ичкерии» Магомед Хамбиев, который к моменту публикации этой информационной сводки уже пару месяцев как сдался властям, был ими по-тихому прощен и спокойно жил в Гудермесе, поддерживая, по крайней мере внешне, дружеские отношения с семейством Кадыровых.

Этот пример весьма ярко демонстрирует «виртуальность» международного терроризма в том виде, как его сейчас понимают и в России, и на Западе. Бесплодные попытки каким-то образом определить это понятие в содержательном плане были окончательно оставлены еще несколько лет назад, и сейчас оно служит исключительно в качестве удобной дипломатической формулы, которую при желании можно повернуть куда угодно. Это звучит крамольно, однако реакция нашего официоза на натовскую информационную сводку, а равно и сама эта сводка показывают, что никому, по большому счету, не важно, кого включать в «сеть «Аль-Каиды» и по какому принципу.

Беда в том, что в России, похоже, регулярно путают дипломатическую формулу и сущность явления. И если натовцам, в общем, все равно, кто из чеченских полевых командиров получает финансовую поддержку из-за рубежа и совершает на эти деньги теракты, то для российских властей этот вопрос имеет огромное значение. Путая формулу и сущность, Москва добровольно обрекает себя на слепоту. Впрочем, едва ли тут дело только в понятном нежелании наших чиновников, в том числе и тех, которые носят погоны, утруждать себя сложными размышлениями о происходящих на Кавказе процессах. Дело в том, что врага, с которым сталкивается сейчас Россия, действительно очень сложно определить.

Объявленные политические цели террористов абсурдны и заведомо недостижимы. «Освобождения» Северного Кавказа и создания на его территории «исламского государства» невозможно достичь при помощи терактов и покушений на сотрудников российских силовых структур. Да и само «исламское государство» в интерпретации террористов выглядит довольно туманно. Попытки построить его в Чечне были крайне неубедительными, подчас комичными. В частности, чеченское шариатское законодательство было создано при помощи простого перевода Суданского кодекса норм шариата на чеченский язык. Адаптация была, мягко говоря, незначительной: место верблюдов, которыми предписывал уплачивать штраф оригинал кодекса, в чеченском переводе заняли коровы.

Отсутствие элементарного здравого смысла у террористов принято объяснять ссылками на их идеологию, а именно - радикальный исламизм, который никогда не отличался особой реалистичностью мышления. Но абсолютное большинство северокавказских «воинов джихада» имеет весьма и весьма слабое представление об исламистских доктринах.

Идеология террористов проста, как мычание, и сводится к идее «войны с неверными». Многие выходцы с Северного Кавказа успели получить неплохое исламское образование на Ближнем Востоке до того момента, пока это не перестали поощрять местные власти, однако люди с таким образованием крайне редко встречаются в числе тех, кто совершает теракты в России. Среди террористов встречаются «выпускники» института «Кавказ», созданного Хаттабом в Чечне. Но в этом заведении учили не столько исламу, сколько минно-взрывному делу. Убитый при штурме дома в Нальчике глава группировки «Ярмук» Муслим Атаев, обладатель красного диплома местного университета, - исключение среди боевиков.

Кстати, это качественно отличает северокавказских террористов от их «коллег» в Палестине или Афганистане. Большинство палестинских смертников имели хорошее образование. А движение афганских талибов зародилось в пакистанских медресе, среди представителей исламского духовенства.

Ситуация совсем запутывается, когда в России арестовывают членов очередного «джамаата», собирающих средства на «священную войну» при помощи элементарного грабежа. Последний такой случай был в ноябре прошлого года в Ульяновске. До джихада в таких случаях дело часто не доходит, боевики ограничиваются лишь «сбором средств», а исламизм, терроризм и уголовщина в их деятельности образуют причудливую смесь.

Новое поколение выбирает

Сорокалетние Шамиль Басаев или Доку Умаров - почти старики по меркам северокавказского терроризма. Сейчас можно с большой уверенностью утверждать, что средний возраст участников террористических группировок не превышает 25-30 лет. При этом их ряды активно пополняются и более молодыми «кадрами», родившимися в начале, а то и в середине 80-х. На Северном Кавказе выросло новое поколение. Новое не только по возрасту, но и по сознанию. В этом сознании совершенно нет места остаткам советского патриотизма, свойственного людям постарше, для которых Россия как бы заменила собой Советский Союз. Зато есть место чувству причастности к мировой исламской общине - умме. И это чувство усиливается благодаря тому, что на территории остальной России выходцы с Кавказа ощущают себя маргиналами.

Едва ли новое поколение будет прислушиваться к мнению своих отцов. Степень «традиционности» северокавказских обществ вообще преувеличивают. К тому же многие представители террористических группировок - городские жители, на которых старшее поколение при всем желании не может оказать особого влияния. Нашумевшее в центральной прессе «мусульманское сообщество No3», бывший лидер которого, Ачимез Гочияев, обвиняется в организации взрывов на Каширском шоссе и улице Гурьянова в Москве, базировалось в Карачаевске, а депрессивный горно-добывающий центр Тырныауз в Кабардино-Балкарии стал одним из мест вербовки добровольцев в отряд полевого командира Руслана Гелаева.

Любопытным примером, характеризующим «кадры» исламистов в Карачаево-Черкесии, может служить судьба преемника Ачимеза Гочияева на посту главы карачаевского «мусульманского сообщества» Казбека Шайлиева, который, увлекшись в середине 90-х годов религией, начал с баптизма и только потом стал мусульманином. Это заставляет думать, что многие приверженцы «чистого ислама» в этой республике, в отличие, например, от Дагестана, где традиции мусульманского воспитания практически не прерывались даже в советское время, являются своего рода «новичками», проявляющими особую склонность к экстремистским идеям.

Нужно отметить и еще одну вещь. Новое поколение многочисленно, и оно пытается найти себе место под солнцем в регионе, где царит бедность, а все мало-мальски доходные сферы деятельности прочно «схвачены» людьми поудачливее и постарше, как правило, связанными с местными администрациями. Лозунги радикальных исламистов, включающие в себя борьбу с коррупцией, делаются в этой ситуации особенно привлекательными. А если местные власти пользуются поддержкой Москвы - то тем хуже для Москвы.

Пока нет оснований предполагать, что в ближайшее время все это выльется во вспышку сепаратистских настроений. Ведь чем сильнее молодые исламисты «нажимают» на власти северокавказских республик, тем громче представители этих властей будут клясться в верности Москве и тем жестче будут действовать местные и федеральные силовые структуры.

Гораздо более реальной выглядит другая угроза. На Северном Кавказе все более усиливаются исламисты, но столь же укрепляется там ненависть к исламизму. Конфликт между исламистами и приверженцами «традиционного» ислама продолжается еще с середины 90-х. И степень взаимной неприязни очень велика. Рассказывают, например, что после взрыва жилого дома в дагестанском Буйнакске в сентябре 1999 года местное население устроило настоящие «ваххабитские погромы». Доставалось всем, кто носил бороду, причем досталось даже тем, кто, по кавказскому обычаю, отпустил ее в знак траура.

Между тем под подозрение в ваххабизме может попасть практически любой мусульманин, в том случае, например, если он посещает мечеть, не подконтрольную Духовному управлению мусульман той или иной республики, или просто не пьет водку. В таких случаях борьба с экстремизмом и терроризмом причудливо переплетается с интересами местного исламского истеблишмента, являющегося частью местной политической элиты и стремящегося сохранить контроль над верующими.

Так что есть поводы думать, что в придачу в сепаратизму и терроризму в Чечне федеральный центр в ближайшие годы может получить резкий всплеск экстремизма в сочетании с конфликтами между сторонниками разных интерпретаций ислама в соседних регионах. Это, конечно, не распад страны. Но очень серьезный внутриполитический кризис.


Журнал «Профиль»