13.08.2008
Дмитрий Стешин. Беженцы из Цхинвала: 8 дней в подвале, вода с червями и фрукты из сада, собранные между обстрелами... Дмитрий Стешин передает из горячей точки.
Корреспонденты "КП" отправились в небольшой городок Алагир, на окраинах которого встали три палаточных городка с беженцами из Цхинвала
Гуманитарная катастрофа, накрывшая Южную Осетию, со вчерашнего дня приобрела зримые очертания: под Владикавказом, один за другим, появляются лагеря беженцев. Вот только «Врачи без границ» и всевозможные благотворительные миссии ОБСЕ и ООН в эти лагеря почему-то не спешат. Наверное, трагедия осетинского народа мешает западным планам построения демократии на Кавказе, и от того, она совсем не интересна заграничным бюрократам от благотворительности. Иначе давным-давно каждая слезинка осетинского ребенка была уже сосчитана и превратилась бы чудесным образом в экономические санкции и грозные политические заявления. Чувствуется, что Запад колеблется, плохо понимает, как вести себя в подобной ситуации, и, сохраняя остатки лица, просто молчит, как будто ничего ужасного не случилось.
Лагерь на окраине Алагира мы искали долго. Водитель-осетин, искренне переживающий происходящее, нашелся, увидев пост ГАИ на трассе:
- О! У них и спрошу! Должны знать!
Выскочил из машины чуть ли не на ходу и побежал на пост. Вернулся через минуту, и лица на нем не было:
- Они мне говорят: дай пятьдесят рублей, покажем, где беженцы!
Дальше ехали в тягостном молчании, за каким-то местным жителем, который, не колеблясь, вызвался нас проводить. Мне почему-то вспомнился Саакашвили, устроивший настоящий геноцид своему грузинскому ГАИ, справедливо рассудив, что эти люди перевоспитанию не поддаются, а их жизненные принципы, мягко говоря, причудливы. Если бы он ограничился только этим геноцидом, грузины бы веками вспоминали Мишико добрым словом…
Под лагерь беженцев местные власти отвели территорию автобазы. Поставили стройными рядами палатки-брезентухи, смонтировали переносные умывальники. Как танки перед парадом, застыли в шеренге полевые кухни. У ворот лагеря крутились собачонки всех мастей и размеров – полностью разделившие судьбу жителей Цхинвала. Неделю собаки прятались от обстрелов в подвалах вместе с хозяевами, и вместе с ними пришли и приехали в Алагир.
В лагере раздавали пасту, зубные щетки и мыло. Какой-то бизнесмен пригнал легковушку, у которой багажник был забит простенькой, но жизненно необходимой парфюмерией. Не успели раздать мыльно-рыльные принадлежности, появился еще один доброхот – привез одежду для детей. Опять суета матерей вокруг машины, вещи расходятся по детям, и в лагерь опять возвращается удушливая атмосфера не пережитой беды.
От палатки, в которой разместился медпункт, просто несет по ветру корвалолом – и это не журналистская метафора. Мы с фотографом, даже остановились на секунду, учуяв знакомый приторно-ментоловый запах, сопровождающий любые человеческие несчастья. Девушка с малышом на руках убегает от нашего фотографа – у ребенка жуткая ссадина во все лицо и мать не хочет, чтобы весь мир увидел его таким. С трудом выясняю, что их завалило обломками в подвале. Ракета попала прямо в окно дома. Отец ребенка воюет – что с ним неизвестно. Вообще, в этом лагере нет мужчин – они либо погибли, защищая свою землю, либо остаются на позициях в Южной Осетии.
Здесь к кому не подойдешь – окунешься в трагедию. Вера, фармацевт из Цхинвальской аптеки, с полугодовалым Виталиком на руках, бродит неприкаянно среди палаточных улиц. Восемь дней в подвале, вода с червями, остатки сыра с нехорошей плесенью и фрукты из сада, которые она собирала между обстрелами. В последние дни обстрелы не прекращались ни на минуту, пропало молоко… Виталик так и спит, закусив мамину грудь. Вера говорит:
- Наесться не может с понедельника. В воскресенье вышли из города, приехали сюда, молоко вернулось, а он, как хомячок, все запасы делает…
Заглядываю в одну из палаток. Под раскаленной брезентовой крышей сразу же начинает течь пот. Половину палатки занимает огромная семья Баглоевых:
- Мы теперь дважды беженцы – говорит мне без тени улыбки Марина Баглоева.
- Бежали во время первого конфликта, в 92 году, бежали сейчас. Но тогда хоть дома уцелели, а сейчас, вместо дома осталось ровное место.
Бежала их семья из Цхинала, кто как мог и порознь. Мать ехала в «жигуленке» на заднем сиденье, вместе с мертвой соседской девушкой. Похоронить ее под обстрелом было невозможно, только во дворе или на огороде, и тогда родители решил увезти из города погибшую дочь. Главу семьи Баглоевых, седого мощного старика, грузины три дня держали в заложниках. У них на третьем этаже дома была огневая точка, вот и прихватили с собой из подвала, где прятались хозяева, «живой щит». Старика грузины отдали в минувшую субботу, когда сдавались в плен миротворцам.
Я в третий раз слышу фамилию Баглоевы, и, не верю своим ушам. За пять часов до начала войны,7 августа, я был на грузинской стороне Южной Осетии. В селе Эрднети я повстречал Лилю Баглоеву, осетинку, которая 40 лет преподавала грузинский язык в местной школе. Чудовищное совпадение, в которое трудно поверить. Изнанка войны, сотканная из обычных человеческих судеб, вдруг стала видна, как на ладони.
Марина подтверждает, что это их родственница, но последний раз они видели Лилю Баглоеву три месяца назад. Потом конфликт начал плавно, но неуклонно обостряться, и все хождения в гости через осетино-грузинскую границу прекратились. Я уверяю Марину, что их «тетя Лиля», конечно, не стала оставаться на линии фронта, хотя хорошо помню, как на моих глазах уходили из Эрднети самые первые беженцы этой войны. Мы с Лилей стояли на автобусной остановке, на которой уже много лет никакие автобусы не останавливались, смотрели вслед женщинам, бредущим по обочине с огромными клетчатыми сумками, и Лиля сказала мне, что бежать ей некуда и незачем.
Возможно, и спаслась от смерти пожилая осетинская учительница грузинского языка. На этой войне было много чудесных спасений - и вот этот палаточный лагерь, приютивший без малого 700 человек, был лишним тому подтверждением.