14.08.2008
Анатолий Макаров, писатель. Поздравление японскому микадо.
В последние годы мне не дает покоя одна и та же навязчивая фантазия. Я пытаюсь вообразить, как бы прореагировала некоторая, весьма влиятельная часть современных российских mass-media на события 22 июня 1941 года, когда гитлеровские войска вторглись в пределы СССР и начали с немецкой педантичностью и тевтонским победительным задором стирать с лица земли советские города и села, не делая особых различий между Красной Армией и беззащитными обывателями.
Вот уже почти неделю, как некоторые экзерсисы и комментарии либеральных коллег оживляют мое бедное воображение. Очень хорошо представляю себе их уверенные заявления о том, что война с цивилизованной Германией, вне всякого сомнения, больше всего нужна Кремлю и силовикам, делающим карьеру и получающим немереные бабки. (Лексика позаимствована мною из конкретных текстов.) Потом выяснилось бы, что неразумное мое отечество, оказывается, постоянно раздражало и нагло провоцировало своих благородных соседей, точило на них зубы, просто вынудив их однажды в очень удобный и хорошо выбранный момент спонтанно поддаться на провокацию. Используя для этого свои прекрасно обученные и превосходно экипированные части, полностью изжившие синдром поражения в предыдущей войне, рядом с которыми одетые в х/б красноармейцы и разный ополченский сброд не выдерживают никакого сравнения. Далее прозвучали бы мнения о том, что в такой войне главное - это соизмерять силу отпора и ни в коем случае не допускать бомбежки, скажем, крупповских заводов, поскольку они находятся на значительном удалении от театра военных действий. Нет у меня сомнения и в том, что раздалась бы дружная похвала геббельсовской пропаганде, которая на популярном в мире языке доходчиво и ярко объясняет мировому сообществу превосходство немецкой культуры и национал-социалистских ценностей. Вот что значит выиграть в информационной войне, восхищались бы объективные коллеги, не удержавшись, понятно, от шпилек по адресу руководства собственного отечества, не способного пленить просвещенное общественное мнение. О чем независимые наши наблюдатели предпочли бы упоминать вскользь и как бы сквозь зубы, так это о гибели и страданиях своих обреченных на заклание соотечественников. С беспристрастной философской точки зрения, жертва, как известно, в немалой степени сама во всем виновата.
Я понимаю: всякое сравнение хромает и изложенная здесь фантазия несколько утрирована и эксцентрична. Как говорится, для большей выпуклости и убедительности факта, суть коего в том, что информационная война проигрывается стараниями не только зарубежных пропагандистов, но и тех, кого Пушкин называл "клеветниками России". Очень сильно сомневаюсь, что великий русский поэт был ненавистником Польши и сторонником ее угнетения. Логичнее предположить, что его просто бесило всегдашнее либеральное отрицание каких бы то ни было интересов России, неутолимое желание, чтобы в любом конфликте она потерпела поражение. "Как сладостно Отчизну ненавидеть!" - это ведь тоже русский поэт написал, не такой великий, как Пушкин, но тоже искренний и отцеубийственной этой фразой вошедший в историю.
Сладострастных ненавистников собственного отечества, увы, всегда хватало. Вспоминаются прогрессивные студенты, после цусимской катастрофы российского флота направившие японскому императору поздравительную телеграмму по поводу победы над реакционным царским режимом. Русский простодушный народ сочинил песню о гибели крейсера "Варяг", утирал слезы при звуках вальса "На сопках Маньчжурии", а ревнители "вольности и прав" испытывали радостное удовлетворение от того, что деспоту и тирану нанесен непоправимый урон. Я не знаю, послала ли госпожа Боннер из американского далека приветствие образцовому демократу Саакашвили по поводу торжества грузинского оружия над несчастными цхинвальскими стариками и младенцами, но Россию в агрессии она обвинила за день до того, как российские танки пришли на помощь истребляемым осетинам. Россия с нынешней либеральной точки зрения виновата всегда. Как евреи в известном "гарике": и за то, что Каплан стреляла в Ленина, и за то, что промахнулась. Не войди российские войска в Южную Осетию, нашу страну прокляли бы за бездеятельность и бездушие, а раз вошли и спасли жизнь тысячам невинных, обвиняют в великодержавности и превышении полномочий.
Мне возразят: а вы бы хотели сталинского единодушия и единомыслия. Не хотел бы. Я только полагаю, что никакая оппозиционность и неприязнь к власти, никакая высокая принципиальность не должны перечеркивать историческую судьбу Родины. Возражай, дискутируй, обосновывай позицию, выдвигай альтернативные концепции, но не радуйся, когда ради нетленных демократических идеалов плюют в лицо твоей стране и в упор расстреливают ее солдат.
Раз уж в этих заметках невольно речь заходит о поэтах и стихах. Вчера ехал в троллейбусе по Комсомольскому проспекту и на билборде с портретом молодой Ахматовой прочел хорошо мне известные строки: "Но мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово". Уж как Анна Андреевна не любила советскую власть, уж как неправедно была ею оскорблена и обижена, но в роковой момент истории, подавив личную боль, написала эти великие стихи, а не приветствие, скажем, цивилизованным германским освободителям.
Я долго не верил в нигилизм многих моих коллег по отношению к интересам нашей страны. Полагал - имею дело просто с принятой в интеллигентской среде стилистической беспечностью. Чего не скажешь за рюмкой в ходе классического русского непочтительного трепа. Но вот недавно один коллега совершенно серьезно, с еле сдерживаемым разоблачительным пафосом задал мне вопрос: "А на хрена тебе этот Севастополь?" Прекрасно зная, что я не принадлежу к компании прохановских профессиональных патриотов и всуе никогда не завожу разговоров, даже чисто условно, в приватной компании способных поколебать сложившийся порядок вещей. Но он справедливо подозревал, что, сын своего времени, читавший Толстого, плакавший в детстве на фильме "Иван Никулин - русский матрос", гулявший по Графской пристани, с благоговением смотревший на памятник погибшим кораблям, я никогда внутренне не смирюсь с тем, что этот город отлучен от России. Подозревал и хотел продемонстрировать великолепное либеральное презрение к такому отстойному анахронизму, как причастность к своей стране и ее святыням.
О том, на хрен мне этот Цхинвал, никто пока лично ко мне с вопросом не обращался. Но предчувствую, что через некоторое время, когда изображение истерзанных, смертельно напуганных людей исчезнет с телеэкранов, а не исчезнет, то приестся, перестанет потрясать и ужасать, в эфире, на газетных страницах и в застольных разговорах возобладает привычное интеллигентское пренебрежение к основам российского мироощущения и бытия. Уже сейчас, забыв о том, что русский солдат буквально вчера спас жизнь тысячам женщин и детей, высоколобые комментаторы предпочитают рассуждать о неизлечимых имперских амбициях. Видимо, чтобы избавиться от этих упреков, России надо было бы ужаться до размеров Южной Осетии.
Русская интеллигенция всегда любила Грузию. И Грузия любила русскую интеллигенцию, хотя иногда мне кажется, что больше снисходительно позволяла себя любить, поскольку Россия предоставляла необозримое поле для реализации обаятельных грузинских талантов. Государства, как и люди, для завоевания соседских симпатий должны рассчитывать на свои лучшие качества. Грузины имели возможность пленять окружающих хлебосольством, широтой, остроумием. Новая их знать предпочла гонор, которого не занимать, и силу, которой не хватило. В этих откровенных словах нет призыва разлюбить Грузию и тем более ее унизить. Любите, если лежит душа, восхищайтесь ее талантами и дарами. Только не в ущерб собственной стране и своему народу.