18.08.2008
Ольга Боброва. «Русские солдаты надевают грузинские куртки».
В Грузии говорят о грабежах и поджогах, называют казаков и ополченцев наемниками и почему-то не спешат считать беженцев и убитых.
Беженцы в Тбилиси. Устраиваются кто как может.
Беженцы в Сагареджо. Глава поселка Манави Зураб Пейкаришвили помогает беженцам не терять присутствия духа
Беженцы, которые хлынули в Тбилиси в первые дни конфликта, поначалу осадили здание мэрии. Мэрия утонула - беженцы заняли все тротуары вокруг и даже проезжую часть. Вскоре мэрия отдала беженцев загсу на улице Церетели. На дверях повесили соответствующую бумажку. Перед загсом - просторный двор. В таком дворе можно на глаз оценить масштабы гуманитарной катастрофы. Они потрясают.
Грузинское министерство по беженцам заявило первую цифру: зарегистрировано порядка 60 тысяч человек.
Нателла - учительница математики из села Свенети, это прямо около Гори. Она выбралась из зоны конфликта только вчера - ползком, через огороды.
- Пока у нас грузинские солдаты стояли, мы их кормили, мы им ночлег давали, мы помогали нашей армии, - говорит она. - И что взамен? Кто успел - в школах поселился. А нам ночлега нет, ничего нет. Некоторые по трое суток тут стоят на регистрации. И домой не вернуться - все дома Россия порушила.
Много разговоров ходит про то, кто именно грабил села, попавшие под огонь.
- Нас чеченцы и осетины грабили, - говорит Изабелла. - А соседей казаки, они вместе с чеченцами пришли.
- А русская армия не грабила? - спрашиваю.
- Нет, русские солдаты нет. Они же сколько времени у нас стояли, мы уже привыкли друг к другу, здоровались. Смотреть они смотрели, но чтобы чужое добро трогали - такого я не видела.
В какой-то момент российским регулярным частям, должно быть, надоело просто стоять и смотреть. Несколько дней по грузинскому телевидению крутили съемку, сделанную мобильным телефоном. Сюжет кто-то выложил в интернете. Он был очень плохого качества и шел без купюр. В том сюжете русские осматривают брошенную грузинскую казарму, сокрушаются по поводу плачевного состояния российских казарм по сравнению с грузинскими, решают, что бы еще можно вынести. А в конце констатируют:
- О…енно они жили, а войну все равно прое…и.
Ближе к обеду в голове очереди у загса - там, где все стоят на солнцепеке, - кто-то раскидал газеты. Толпа налепила белых бумажных пилоток. Продолжают стоять.
У пожилой женщины, которая уже практически у цели, случилась истерика. Она плачет, кричит что-то по-грузински, а в конце совсем громко и уже по-русски: «Будь проклята эта Россия! Будь проклят Саакашвили!»
- Она из Каралети, - говорит Нино Телашвили, которая вместе с детьми убежала из села Тирдзниси. - У нее там муж и сын остались и пропали. А то еще плакала тут одна: у нее две дочки на маршрутке из Батуми ехали, с моря. Их в Гори остановили казаки и увели. Это нам наши солдаты рассказали.
Некоторым людям удавалось выбраться из Гори уже после того, как туда вошли ополченцы, которых все здесь называют «наемники», и регулярные части российской армии. Вокруг таких мгновенно собирается толпа, наперебой расспрашивают, что в городе уцелело.
- Ну а жгут-то зачем?
- Чтобы никто не понял, что разграбили, когда разбираться станут.
- А вот мы прямо напротив рынка, вы не видели - там как?
- Может, стекла взрывом побило, а внутри еще ничего?
Вход в Гори - главный путь в Южную Осетию - до сих пор заблокирован российскими войсками. Хотя Гори обещали передать грузинам еще в среду. Один день грузинские военные простояли в городе вместе с русскими войсками - ждали, когда им станут передавать позиции. Но после того как из гранатомета сбили грузинский патрульный вертолет, грузины утратили иллюзии и вышли из города.
Мы подъезжаем к оцеплению со стороны Тбилиси, но внутрь никого не пускают: ни гражданских, ни журналистов.
- Они там последнее выносят, - сокрушается кто-то.
Вальяжные солдаты на пропускном посту улыбаются, молчат. На некоторых из них легкие военные куртки, какие носит грузинская армия.
Погибших грузинских граждан считает Минздрав.
- Пока у нас официально 175 жертв, включая военных. Но это по состоянию на среду, - говорит Софья Гвалия из информационного отдела при Минздраве. - И это только те, кто умер в больницах. Из зоны конфликта мы многих еще не можем вывезти.
У меня складывается впечатление, что Грузия не торопится говорить вслух о том, сколько людей погибло на самом деле. При количестве беженцев в 60 тысяч можно представить масштабы потерь.
- Миша думал, что он начнет войну, а ему Америка поможет, - говорит Давид, беженец из Гори. - Теперь Америка не помогла, Россия людей поубивала, чеченцы все разграбили. Кто Мише спасибо скажет, что он такой мудрый правитель?
В горах за кахетинским селом Сагареджо в первые же дни войны образовался лагерь беженцев. Их разместили в заброшенном пионерском лагере, который со времен Советского Союза сохранился в хорошем состоянии. На территории - несколько десятков домиков, в каждом из которых четыре двухъярусные кровати. Люди уже натянули веревки для белья, организовали детскую площадку. Едят все вместе на большой открытой террасе.
Сюда ввезли людей в основном из Хеити. Хеити - поселок в пригороде Цхинвали. Грузия продвигала его как столицу Дмитрия Санакоева. Санакоев имеет отнюдь не кристальную биографию, он успел побывать на видных должностях в югоосетинском правительстве Кокойты. Однако потом принял грузинскую сторону, и Грузия делала на него большую ставку в плане альтернативы Кокойты. Поселок Санакоева Хеити был образцово-показательным: Грузия давала понять Осетии, что при хорошем поведении так смогут жить все осетины. Хотя в Хеити мирно уживались и осетины, и грузины, и русские.
По случаю моего приезда в лагере беженцев случился маленький стихийный митинг. Все собрались на небольшой площадке возле крайних домов, вперед вышла Вика из села Мевгрекиси. Она русская, по мужу Майсурадзе. Вика сразу пустилась в крик:
- Пусть Россия скажет, где нам жить! Из Москвы вы нас выгнали - за то, что мы грузины. В Осетии дом разбомбили. Документы все сгорели. А у меня ребенок - инвалид первой групп. 26 лари пенсия. Нам теперь что делать?!
Вику успокаивают по-грузински:
- Не кричи, не кричи.
Она продолжает уже спокойнее:
- Вы скажите им одно: пусть наши дома не грабят и не жгут. Как не поймут они: мы всю жизнь это хозяйство наживали. Если сейчас все потеряем - никогда уже нам ничего не вернуть. Передайте в Москву: мы просили дома не жечь.
Гела Метравели оставил в Хеити своего отца:
- Вы напишите, что он там остался, может, через газету они его не тронут.
Я спрашиваю:
- Зачем отец остался?
- Куда он пойдет? Ему 83 года, он свой дом никогда не бросит.
Гогита Докадзе оставил дома мать и отца:
- Не согласились они. У нас четыре коровы. Ну куда они от коров?
- Мы из рая приехали, - плачет Зоя. - А теперь уж точно всю жизнь с протянутой рукой ходить будем.
Зоя - грузинка и дважды беженка. Они с семьей уже уезжали из Сухуми, где тоже было очень хорошо.
Изабелла рассказывает, как убегала из села Ксуиси:
- Никто нам не сказал, что такая война начнется. А потом уже бомбы, русские самолеты… Мы два дня из подвала боялись выйти. А как стали выезжать из города - нас чеченцы остановили и все отняли. Ни документов, ничего у нас нет.
Через какое-то время, узнав о том, что в лагере беженцев происходит беспокойство, приезжает Зураб Пейкаришвили, глава поселка Манави, который лежит у подножия заброшенного пионерского лагеря.
Зураб - большой и добрый мужик, в лагере его любят.
- Здесь, в домиках, мы разместили около 200 человек, - рапортует он. - Еще примерно 100 - у меня внизу, в поселке. Мы их по своим домам расселили. Питание у нас есть, нормальное, без крыши над головой никто не останется.
- А дальше что будет с беженцами?
- Пока особых указаний не поступало. Готовимся к первому сентября - детям в школу.
Чуть позже, чем глава поселка Манави, в лагерь приезжает глава района Сагареджо с охраной. Главу района зовут Гия, и общаться он категорически не хочет. Перетряхнув все мои документы, отзвонившись в МВД, один из его охранников говорит:
- Уезжай отсюда, не нужно здесь копать. Ты зла не держишь, но могут быть провокации.
Какие провокации могут быть против поселка беженцев, охрана не поясняет.
Я догадываюсь, почему лагерь беженцев - закрытый объект для журналистских визитов. Еще до того, как в лагерь понаехало начальство, кто-то из ребят показывает мне фотографии, нащелканные в родном селе. Фотографии - страшные. На них изуродованные трупы, много: старики, женщины. Молодой парень с беременной женщиной, которую несет на руках. Это те жертвы, которые официальные грузинские структуры до сих пор не обнародуют, поскольку реакция измученного населения может быть непредсказуемой. Пока официальное телевидение, которого не коснулся запрет на вещание, поет осанны мудрости Михаила Саакашвили, по стране расползается недовольство избранной внешней политикой.
- Америка - хорошая большая страна, - говорит предприниматель Дато Бокадзе. - Но она за океаном. Россия - огромный рынок, который всегда будет рядом. Куда мандарины, персики везти? Откуда люди на море приезжают?
В связи с войной грузинские банки приостановили выдачу кредитов. В стране нет денег, у экономики нет будущего.
Претензии, такие как у Дато, - это все же хорошие претензии. Имей грузинская власть только таких оппонентов - считай, все было бы хорошо. С ними можно договариваться. А как договориться с опухшей от горя женщиной, которая уже несколько дней в центре подходит к резервистам и расспрашивает: не видел ли кто ее сыновей. Было двое, оба пропали без вести.
Многочисленные потери среди резервистов тем страшнее, что при своей неподтвержденности они наглядны. В некоторых тбилисских многоэтажках - по нескольку похоронок. Всю неделю по городу невозможно было проехать так, чтоб не встретить похороны.
Контрактника Беку отпустили из Гори в четверг, когда в город вошли российские войска в сопровождении ополченцев.
- У остальных не знаю как, но у нас очень много погибли, - говорит он. - Что с них взять, они дети еще. Какой он солдат, если у него волосы длинные и серьга в ухе? Они две недели проваляли дурака на сборах - куда им воевать?
Уцелевшие резервисты рассказывают, как их везли автобусом в Гори. Когда выехали на окраину Тбилиси, в небе появились российские самолеты, автобус остановился, приглушил двигатель, и резервистам сказали сидеть тихо. Автобус простоял так какое-то время, и некоторых мальчиков все это время рвало от страха.