28.08.2008
Заложники войны: "Был самый настоящий ад"
За тиражируемыми СМИ заявлениями официальных лиц легко забыть, что война - это не только взаимные обвинения политиков и генералов и полемика в Совете Безопасности ООН.
Корреспонденты Русской службы Би-би-си Юрий Маловерьян и Илья Абишев поговорили с обычными людьми, которые пострадали от военных действий: жителями южноосетинской столицы Цхинвали и нескольких грузинских сел.
Они рассказали, как для них начиналась эта война.
Юрий Бетеев, Цхинвали (Южная Осетия)
7 августа пришла весть, что будет перемирие. Это меня насторожило [...]. Лег спать в одежде. Примерно в 23.40 начался сильный обстрел. Мы сразу же спустились в подвал - мы его хорошо оборудовали еще после обстрела 1 августа, там все было, и даже телевизор. Нас было 11 человек, вместе с соседями, оружия у нас не было.
Я выглянул из подвального окна и слышу, кто-то кричит по-грузински: "Открывайте дверь!" Потом этот же человек начал стрелять по железным дверям, почти всю обойму потратил, но не смог двери открыть
Юрий Бетеев,
житель Цхинвали
Стали раздаваться выстрелы, я насчитал сорок взрывов и понял, что это "Град". Никто не верил, что это оружие может применяться против мирного населения. Мы еле-еле дожили до утра, но утро ничего хорошего не сулило. После двух артподготовок, когда сопротивление наших войск было уже не таким сильным, около 13 часов, началось наступление.
Грузинские танки и БТРы вошли в город. Я отцу сказал, чтобы он внешнюю железную дверь закрыл на засов. Видел машину, БРДМ, как она расстреливала машины и находящихся в них людей. На улице Героева она расстреляла серые "Жигули" пятой модели, погибли двое детей, мать и отец. Вдруг раздался визг, взрыв (потом оказалось, это наши ее [БРДМ] подбили).
Я выглянул из подвального окна и слышу, кто-то кричит по-грузински: "Открывайте дверь!" Потом этот же человек начал стрелять по железным дверям, почти всю обойму потратил, но не смог двери открыть. Потом солдаты кинулись к соседней машине, завели ее, но упали в канаву. Тогда они забежали в соседний дом, и мы затаили дыхание, потому что из соседнего подвала можно легко пройти в наш. Оттуда доносились стоны раненого военнослужащего. Он кричал: "Мишвели, мишвели!"
Через 40 минут смотрю: кто-то подходит к БРДМу и вытаскивает из него оружие, присмотрелся - а это наши ребята. Оказалось, что наши начали зачищать город. Мы им сказали, что в соседнем доме укрываются бандиты. Они нас быстро вывели и начали вести переговоры с теми, кто укрылся в здании, предложили им жизнь, если сдадутся, но те отказались, и начался штурм.
Он продолжался два часа с небольшими перерывами. Наши забрасывали их гранатами, дом загорелся. Один из сопротивлявшихся выскочил на крышу нашего гаража, но там упал и сгорел вместе с домом. Рядом с нашей улицей упали несколько мин, одна угодила в здание. Говорят, что грузины пеленговали мобильные телефоны и наводили на них ракеты, это Израиль им поставил такие системы. Они город разрушили, а вышки мобильной связи не трогали. Нам еще повезло. В районе "Шанхай", это в южной части города, все подвалы забросали гранатами - боялись, что им начнут стрелять в спину.
9-го числа была паника. Когда люди бежали по Зарской дороге, грузины целенаправленно расстреливали мирное население. Их авиация, СУ-25, разбомбила машину с беженцами. Наши родственники ехали на "Газели", их расстреляли, они упали в кювет, выбрались, залегли, и это их спасло, потом они 20 километров шли пешком, ночью.
Когда российская армия вошла в город, бои продолжились на окраинах, так как к тому времени осетинские бойцы уже почти все зачистили. Войска прошли через грузинский анклав, но там уже никого не было, грузинское население заранее покинуло село, там из шести тысяч оставалось человек двадцать. Они все знали, они за день до начала уехали, все оставили, думали, что вернутся.
Нано, село Тквиави (Грузия)
До самого начала войны у нас было все спокойно, нам даже не верилось, что в Цхинвали такое творится. Но когда в Цхинвали все закончилось, тогда дошли до нас, и тогда было так: заходили в дома, что им нравилось, уносили, остальное поджигали. Вламывались в дома, какие остались целы после бомбежки, вещи забирали, если кто сопротивлялся, убивали, потом дома поджигали. Это я видела собственными глазами, но как убивали, сама не видела, я же спряталась, издалека смотрела. Что я, враг себе, близко подходить.
Русские так много не творили, как эти казаки, узкоглазые. Они спецназ у них. Вот они-то убивали, и женщин убивали, и над беременными издевались. Русские командовали, а эти исполняли
Нано,
жительница села Тквиави
Но я слышала: когда в дом заходили, если кто в подвале прятался, он же кричал, когда его мучали и убивали. Что им там говорили, я не разбирала, но крики, обреченные такие крики, слышала.
У нас в селе очень многих убили. Сейчас до нас доходят вести, что их уже черви едят. Они же лежат уже седьмой день [к 21-му августа]. Их бросали в подвалы, убитых. Сколько убитых, мы не знаем, но очень много. И при бомбежке много погибло, и потом.
Русские так много не творили, как эти казаки, узкоглазые. Они спецназ у них. Вот они-то убивали, и женщин убивали, и над беременными издевались. Русские командовали, а эти исполняли. Некоторые были в военной форме, а некоторые - без формы, в гражданской одежде.
Хлебные поля они тоже сожгли, а картофельное поле танками утюжили. У них были белые повязки на рукавах, и они говорили нам, чтобы мы тоже сделали такие повязки, и тех, кто сделает повязки, тех не будут трогать. Мне два раза повязывали такую, они мне повязывали, русские и осетины, когда я ходила за водой, говорили, не снимай, но мне это не нравилось, и я ее снимала. Я притворялась, что я глухонемая.
До того, как бежать в Тбилиси, мы спали в кукурузном поле, а еще в яблоневом саду. В домах не ночевали. 11 августа нас вывез наш сосед. У него был грузовик. Он сказал, что всех нас убьют, и что надо спасаться.
Ревмира Алборова, Цхинвали (Южная Осетия)
7-го числа я сдала смену в больнице, мы оставили больным лекарства на выходные. Вечером все обострилось. Утром я еще успела племянницу отправить, а сама забралась в подвал. Мы были в самом центре, в ста метрах от Дома правительства, обстрел был страшный. Бомбили постоянно, со всех видов оружия, то самолетами, то "Градом", то минометами, САУ, гаубицами. Когда танки в город прорвались, тоже начали обстреливать, грохот стоял такой, что из подвала носа было невозможно высунуть. Мы даже отхожее место там, в подвале, и сделали.
А мать ребята еле-еле удержали, представляете, у нее на глазах горит ее семья...
Ревмира Алборова,
жительница Цхинвали
После того, как грузины захватили объездную Зарскую дорогу, город оказался в кольце. "живой коридор" нам не предоставили. В городе осталось очень много мирного населения, гражданские лица не выезжали, эвакуировали только детей и родителей, в основном матерей, с детьми младше семи лет. Тех, кто попытался вырваться из окруженного города, грузины преследовали и уничтожали. Представляете, легковые машины с детьми давили танками!
Я сейчас стою возле воронки от танкового выстрела. Отец пытался вывезти свою семью - дочь 15 лет, сын 16-ти, жена, родственница, тоже с двумя детьми, младшему всего лишь восемь месяцев. Машину атаковали у выезда из города, там на холме стоял грузинский танк, он выстрелил прямой наводкой, снаряд разорвался прямо под колесами. Ребята местные подбежали, стали вытаскивать оставшихся в живых, женщин и малолетних детей успели вытащить, остальных - нет, потому что танк подъехал к подбитой машине, из люка вылезли грузины и расстреляли бензобак. А мать ребята еле-еле удержали, представляете, у нее на глазах горит ее семья...
Додо Абрамишвили, село Вариани (Грузия)
Мой сын, ему 21 год, служил в Вазиани, под Тбилиси. 6-го августа, когда началось обострение, его перевели под Цхинвали. А теперь его нет ни в списках погибших, ни в списках живых. Что с ним, не знаю.
Когда мы бежали, они по нам стреляли - русские, казаки и осетины, все вместе там были. Двух человек ранило - они не умерли, но много крови потеряли
Додо Абрамишвили,
жительница села Вариани
До 6 августа мы жили спокойно, как обычно, ничего особенного не слышали. В Никози, ближе к Цхинвали, стояли российские миротворцы, потом там появились грузинские солдаты, а в Вариани никаких солдат не было.
8 и 9 августа село бомбили. На моих глазах двух человек, отца и сына, убило бомбой. 10-го числа в село вошли русские, и эти казаки, и осетинские подразделения. Зашли, стали грабить, убивать и жечь дома.
Я живу в самом Вариани, а до Вариани есть еще совхоз "Вариани". Вот, когда они вошли туда, мы слышали, как люди там кричали, видели, как горят дома - и мы сразу же решили бежать. Лесами до Гори. Нас было примерно десять человек. Когда мы бежали, они по нам стреляли - русские, казаки и осетины, все вместе там были. Двух человек ранило - они не умерли, но много крови потеряли. Они теперь в Тбилиси в больнице.
Что там было дальше в Вариани, я не видела, я же убежала. Люди, которые вошли в Вариани, они был в форме, но что у них были за нашивки, я не видела. Я так близко не подходила. Я уверена, что если бы подошла, они бы меня убили.
Когда мы дошли до Гори, там уже тоже дома горели. Потом вышли на трассу, там один автобус, уже полный беженцев, нас подобрал, и мы доехали до Тбилиси. Тут, рядом совсем, у меня есть родственница, невестка, она осетинка. Я у них переночевала, а потом перебралась сюда.
В Вариани было больше 500 семей. Где они все теперь, точно я не знаю, знаю только, что их распределили по Тбилиси.
Луиза Степнадзе, село Кнолеви (Грузия)
До начала августа у нас никаких военных не было, только заезжали полицейские и спрашивали, не беспокоят ли нас, слышали ли мы перестрелки. У нас рядом осетинское село, там стояли вместе осетины и русские, с танками.
Мы не ожидали такого. В 92-м, во время войны, нас не трогали, и мы не ожидали, что сейчас будут трогать
Луиза Степнадзе,
жительница села Кнолеви
6-го числа начали стрелять. Шестого и седьмого августа. Сначала в воздух, потом - во все стороны. Моей соседке осколком оторвало руку. В домах стекла вылетали.
А потом они вошли. Стали рушить красивые двухэтажные, трехэтажные дома, выносили вещи и дома поджигали. Мой дом тоже сожгли. Плохие дома не трогали. Это было восьмого-девятого-десятого августа.
Мы все спрятались и видели, как это происходило. А моя мама осталась там, она и сейчас [21 августа] там.
Рядом с Кнолеви есть густой лес, там стояли наши солдаты. Они приехали 8 августа. Осетины и русские нашли их точку и всех убили, а лес подожгли. Там среди солдат был мой двоюродный брат, его осколком ранило, и он умер. У него остались двое младенцев, близнецы.
Восьмого ночью мой другой двоюродный брат посадил нас всех на маршрутку, и мы уехали. Центральную трассу не бомбили, бомбили те места, где могли быть солдаты. Открытые места не бомбили.
Но на трассе уже были отступавшие части, грузинские, и нам не давали дорогу. Они уже шли туда, но потом получили приказ отступать и пошли обратно, и нам говорили, чтобы мы уступали им дорогу. Поэтому мы очень долго добирались до Тбилиси.
В нашем селе было 200 семей, и до самого начала войны все оставались в селе. Мы не ожидали такого. В 92-м, во время войны, нас не трогали, и мы не ожидали, что сейчас будут трогать. Где-то трети жителей удалось убежать, а остальные остались там.
Тамара Шавлокова, Цхинвали (Южная Осетия)
Был самый настоящий ад. Я была дома, на улице Целинников, дом 12, наш район страшно обстреливали, огонь был шквальный, это передать невозможно... Стреляли изо всех видов оружия, не так, как во время войны девяностых годов, бомбили с воздуха. У нас сорокапятиквартирный дом. Часть детей и стариков уехала, когда власти предложили эвакуироваться. Те, кто остались, спустились в подвалы.
В наш дом было прямое попадание, на четвертом этаже разорвался снаряд, а там находился восьмидесятилетний мужчина, он погиб
Тамара Шавлокова,
жительница Цхинвали
У моей сестры травма позвоночника, она не могла двигаться, и ночью я находилась с ней, на втором этаже, а днем спускалась в подвал. С нами были и дети, одна девочка шести лет, другая десятиклассница, и мальчик-одиннадцатиклассник. Восьмого августа танки прорвались с запада, заняли близлежащие высоты и начали бить прямо по нашему району, мы оказались "в котле". В наш дом было прямое попадание, на четвертом этаже разорвался снаряд, а там находился восьмидесятилетний мужчина, он погиб.
Ночью начался пожар в доме, пять квартир и полкрыши выгорели. Но пожарные даже под обстрелом приехали и сумели потушить пламя. Грузины ворвались в город играючи, они носились по улицам и стреляли по домам и убегающим людям, башня поворачивалась то в ту, то в другую сторону. Женщин, детей, стариков, которые пытались вырваться, убивали и здесь, и на Зарской дороге.
Десятого числа мы хоронили нашего соседа. Собрали все, что от него осталось - пепел, кости, завернули в целлофан, сложили в простую хозяйственную сумку и похоронили прямо во дворе.
Джемали Хадури, село Сацхенети (Грузия)
До 6 августа война была в лесах, между русскими, осетинами и грузинами. В лесу, от моего дома километра три, стрельбу было слышно, пулеметную и всякую.
Осетины говорили: уходите, это наша земля, мы будем здесь жить
Джемали Хадури,
житель села Сацхенети
Мы думали, этим все и кончится, но дальше - больше, и они зашли в наше селение. 8-9-го нас бомбила авиация (до того нас не обстреливали), а потом они вошли. Военных частей в нашем селе не было, они стояли дальше, в трех километрах.
Моя жена выехала уже седьмого числа. Женщины седьмого-восьмого выехали автобусами.
Мы прятались в лесу, в километре от села, через речку. Там есть такая маленькая ГЭС, вот за ней в лесу мы прятались и все видели. Они зашли и начали стрелять и поджигать дома. Мы все видели, как на ладони. Дым, крики - старики, старухи, которые там еще остались, кричали "не надо, зачем вы так делаете"... А мы боялись и из леса не выходили.
Жгли осетины. Мы даже знаем их, это два брата. У них банда была, десять-двенадцать человек, может, больше. Россиян там не было. Они, осетины, говорили: уходите, это наша земля, мы будем здесь жить. Коров забрали. У них была грузовая машина, они хорошие вещи из домов выносили и в нее складывали.
Я там был до двенадцатого числа, а потом ушел, через лес. Мы все, мужчины, кто там оставался, ушли. Ночью ушли - днем боялись, что убьют или еще что сделают. Вышли на второй день к Каралети.
Когда мы уходили, в селе еще оставалось где-то десять-двенадцать человек. Вчера [20 августа] я слышал, что туда добрался Красный Крест, и они хотели всех оставшихся вывезти.
Ольга Атаева, Цхинвали (Южная Осетия)
У меня погиб брат. Его разорвало на куски... Сейчас просто не могу говорить...
Каха Кристесиашвили, село Эредви (Грузия)
Все началось, когда устроили покушение на Санакоева. Потом еще взорвали машину с нашими спецназовцами, мину возле дороги установили. Ходили слухи, что осетины привезли в Цхинвали девяносто "Уралов" с людьми, 1200 человек.
Сначала стреляли по позициям, в лесах. В селах артиллерии не было, позиции были в стороне. Кто там первый выстрелил из гаубицы или миномета, я не знаю. Я там наблюдателем не был.
В нашем селе, в Эредви, до войны жили 2120 человек. 850 дворов. Бежали, наверное, две тысячи. Остались только старики
Каха Кристесиашвили,
житель села Эредви
Потом началась эта бомбежка сел. Сначала бомбили села Авневи и Нули, там погибли наши солдаты. Потом начали обстреливать и наши села, из минометов. В час в селе взрывалось пять-шесть мин. В день, наверное, пятьдесят-шестьдесят штук. Раненых много было, были и погибшие. Тогда вошли наши части - это было шестого или седьмого числа, через день после того, как бомбили Авневи и Нули. До этого у нас были только миротворцы.
Потом, восьмого, что там было, я даже не помню, неразбериха была. Помню только, как самолеты начали бомбить. Эти части, что стояли у нас, в наступление не ходили. Самолеты начали их бомбить, и не только их, но и мирное население. Когда начались авиабомбежки, убитых и раненых было очень много. На моей улице погибли три или четыре человека. Одна бомба упала метрах в трехстах от меня, и человека, что стоял рядом со мной, ранило. Ночью было сравнительно тихо, а девятого нас опять бомбили самолеты.
Десятого я оставил свой дом и поехал в Тбилиси. Тогда они ещё в село не вошли, но люди говорили, что россияне и чеченцы стоят рядом и с минуты на минуту войдут.
В нашем селе, в Эредви, до войны жили 2120 человек. 850 дворов. Бежали, наверное, две тысячи. Остались только старики. По нашей информации, почти всех их убили. Это рассказали те, кто бежал последними, тоже старухи и старики.
Взорвали все, руины одни. Кто там остался, а потом бежал, говорили, что вначале сожгли дома, где нашли военную форму, патроны или фото в военной форме. Потом сожгли хорошие дома. Сначала выносили вещи, а потом сжигали.
Эмзар Беруашвили, глава администрации села Эредви (Грузия)
Девятого числа в селе остались одни мужики, и наши миротворцы сказали, что уходят, чтобы погасить напряжение - раз россияне их называют грузинскими вооруженными силами, а не миротворцами
Эмзар Беруашвили,
глава администрации села Эредви
8 августа я сажал одну родственницу в машину, чтобы бежать, когда самолёт сбросил бомбу прямо на центральную улицу. Меня ударная волна отбросила метров на шесть. Одна дверь была открыта, осколок пробил ее и другую дверь и застрял в панели. При этой бомбежке погибли шесть женщин и один мужчина. Началась паника, и люди стали бросать свои дома и в том, в чем были одеты, бежать из села. Я, вот, в этой куртке и хожу. Вечером жена стирает, утром надеваю.
Девятого числа в селе остались одни мужики, и наши миротворцы сказали, что уходят, чтобы погасить напряжение - раз россияне их называют грузинскими вооруженными силами, а не миротворцами. И они нас всех предупредили, что сюда войдут и россияне, и осетины, и казаки, и северокавказцы.
Там остались одни старики и старухи. У нас есть сведения, что там сейчас трупы валяются, убитые, зарезанные, и некому их похоронить. Там сейчас Красный Крест и церковь вывозят тех, кто остался в живых.