19.08.2008
Михаил Шевелев. Римейк от культовых сценаристов. От Басаева в Дагестане до Саакашвили в Южной Осетии.
Какой-то бродячий сюжет появился в новейшей отечественной истории: "Они вероломно пересекли границу, начали убивать наших граждан и устанавливать свои порядки... Мы не могли смотреть на это равнодушно и пустили в дело армию, которую поддержали местные ополченцы… Освободив землю, на которой проживают наши граждане, мы пожелали обезопасить их навсегда и двинулись вглубь территории агрессора…"
Такими словами могут быть описаны уже два недавних эпизода - военные действия в Южной Осетии в 2008-ом и в Дагестане в 1999-ом.
Но формальным сходством сюжетов дело не исчерпывается. Есть важные обстоятельства, позволяющие сравнивать нынешние и тогдашние события в Южной Осетии и Дагестане, тем более что некоторые их участники остаются неизменными.
Первое из них - отсутствие очевидной мотивации.
Какие причины заставили Михаила Саакашвили отдать приказ бомбить Цхинвали? Ни формальных, ни реальных поводов для этого ситуация ему не давала. Только что в Грузии прошли президентские и парламентские выборы, не без проблем, но признанные миром, состоялся референдум о членстве в НАТО (70 процентов "за"), в самой Южной Осетии не происходило ничего такого, чего не происходило бы там в последние пятнадцать лет…
Точно также никакому логическому объяснению не поддавался рейд Басаева и Хаттаба в Дагестан. Они объясняли свои действия желанием поддержать угнетенных единоверцев и создать халифат от Каспийского до Черного моря, но рассказывая эту байку перед телекамерами, сами не могли сдержать смеха.
Еще одно сходство в том, что и нынешние события в Южной Осетии и давнишние в Дагестане как будто бы стали для российских властей и военных абсолютной сенсацией.
Между тем, к лету 1999-го в каждом репортаже из Чечни, которая тогда была открыта для журналистов, подробно описывалось, как дерзко и бесконтрольно ведет себя Басаев, на каких базах формирует свои отряды, насколько он не стеснен в средствах и оружии.
Такой же неожиданностью на первый взгляд стала и бомбардировка Цхинвали. После того, как Россия вышла из режима санкций против Южной Осетии и Абхазии, после того, как ввела дополнительные войска в Абхазию, после того, как демонстративно признала нарушение грузинского воздушного пространства в Южной Осетии всем было очевидно: дело идет к применению силы. И только в Москве этого не предвидели, не просчитывали, не прогнозировали?
Удивительно схоже выглядят и последствия событий в Дагестане и Южной Осетии. Опять считаем погибших, раненых, беженцев, пленных. Но где-то ведь должны быть и победители.
Бои в Дагестане оказались важным событием для Владимира Путина. Они дали возможность вчерашнему директору ФСБ доказать, что он по праву стал премьер-министром и может претендовать на пост президента. Другому их участнику Шамилю Басаеву они позволили вернуться в привычную деловую среду - на войну, попутно доказав слабость своего главного врага Аслана Масхадова.
Бои в Южной Осетии оказались выгодны Михаилу Саакашвили: он в результате получил статус жертвы агрессии и твердое обещание членства в НАТО, к которому он так давно стремится. Одновременно Саакашвили выполнил формальные обязательства перед своим избирателем - попытался восстановить территориальную целостность Грузии. Не получилось, но ведь всем известно, по чьей вине. (Россия при этом на целостность Грузии не покусилась: использовала войска, но не признала независимость ни Южной Осетии, ни Абхазии.) Cамая главная задача, которую решил Саакашвили, описывается чисто российским понятием "укрепление рейтинга": несмотря на все видимые внутриполитические успехи, он собственной оппозиции всерьез боится и реальные пределы своей популярности знает.
Кто и что приобрел от этой войны на российской стороне? Конкретные выгодоприобретатели пока не видны, но, возможно, такая анонимность сама по себе и есть трофей, добытый в этих боях.
Потому что прежде всего выиграли те, кто мог стать жертвой борьбы с коррупцией, которая должна была начаться в сентябре - главной пока что самостоятельной политической акции президента Медведева.
Теперь эта борьба имеет все шансы не начаться никогда: страна, чья армия воюет, а против нее на глазах формируется общий антироссийский фронт, не может позволить себе внутренние конфликты.
К осени 2008-го многое было готово для серьезной антикоррупционной атаки. Можно было, например, заняться изучением судьбы "пропавшего" пакета акций "Газпрома", о котором первыми сообщили Борис Немцов и Владимир Милов в докладе "Путин. Итоги". Или изучить деятельность главного трейдера российской нефти компании "Gunvor", рядом с оборотами которого бизнес публично поротого "Мечела" выглядит довольно жалко. Или выяснить обстоятельства приватизации "Сибнефти", о которых вдруг начал простодушно рассказывать Роман Абрамович (а также ее последующей национализации). Или проверить источники благосостояния "тамбовской" и "малышевской" преступных группировок, руководители которых недавно были арестованы в Испании, и о связях которых с коррумпированными чиновниками питерской мэрии в начале 90-х и с нынешними высокопоставленными чиновниками в Москве начали сообщать в июле испанские газеты (специально оговариваясь, что речь не идет о Дмитрии Медведеве).
Все эти возможности были открыты, но использовать их можно было при одном условии: сотрудничество с западными финансовыми разведками и спецслужбами, поскольку офшорные счета и многие их конечные бенефициары находятся сейчас вне российской юрисдикции.
После 7 августа 2008-го эти возможности утрачены. Теперь цена информации, исходящей от противника, быстро превращающегося из потенциального в реального, равна даже не нулю. Любой, кто попытается ею воспользоваться, может одновременно писать явку с повинной по статье "подрыв обороноспособности".
Главное сходство событий в Дагестане и Южной Осетии, которые разделяют два президентских срока, состоит в том, что они позволяют ужесточить внутреннюю политику в России и обеспечить преемственность власти и, соответственно, контроля над активами. И на то и на другое в 2000-ом покушались Примаков с Лужковым, пытавшиеся публично оспорить выбор преемника. В 2008-ом угроза исходит от невидимых миру "кремлевских либералов", сгрудившихся, видимо, за спиной президента Медведева.
Дагестанская кампания имела логичное продолжение: вторая чеченская война и взрывы домов в российских городах, ответственность за которые никто на себя не взял - все это позволило Владимиру Путину честно победить на выборах президента.
Что теперь?
Можно по-разному относиться к творчеству Михаила Леонтьева, но его надо внимательно слушать, потому что он четче других умеет формулировать очередные политические задачи. "Для того, чтобы выжить, России надо на время забыть о существовании мирового сообщества," - сказал Михаил Леонтьев на третий день событий в Южной Осетии.
Это означает: та часть российской номенклатуры, которая знает, что ее шансы легализовать свои капиталы на Западе мизерны, будет сознательно стремиться к изоляции страны. Ей для самосохранения не нужны ни членство в "восьмерке", ни наблюдатели ОБСЕ на российских выборах, ни подсудность Страсбургскому суду, ни членство в ВТО. Ей нужна "молодая советская республика в кольце врагов" - только там она будет чувствовать себя в безопасности. Она при этом исходит из предположения, что газ и нефть останутся ликвидными товарами, а если вдруг нет, то найдутся другие ископаемые, полезные вообще и для экспроприации в частности.
Что это будет за республика, мы узнаем, когда пропагандистские дивиденды от произошедшего в Грузии будут конвертированы в конкретные внутриполитические решения, как например, было с отменой губернаторских выборов после событий в Беслане.
В нынешней ситуации, наверное, есть разные варианты действий. Один из них - довести до конца историю с назначением Владимира Путина лидером "Единой России" и осуществить политическую реформу, которая расширит полномочия победившей партии и предлагаемого ею премьер-министра. Это решение легко можно объяснить необходимостью дать большую оперативную свободу правительству в кризисное, полувоенное время, а президента, наоборот, освободить для выработки стратегических планов. На деле оно очень пригодится для восстановления реального единоначалия в стране. Еще этот выбор хорош с пропагандистской точки зрения: в то время, как нас обвиняют в агрессии и нарушении норм права, мы решительно продолжаем двигаться к демократии и народовластию.
Какая разница, что это будет уже республика парламентская, а не президентская. Главное, чтобы она оставалась в кольце врагов, как описано в истории партии. Какой партии - тоже не важно, лишь бы единственной.