22.08.2008
Дэвид Рэмник (David Remnick). Пограничная ситуация. ("New Yorker", США).
Солнечным сентябрьским днем 1993 г., незадолго до завершения его двадцатилетнего изгнания, в столице Лихтенштейна Вадузе состоялось одно из редких публичных выступлений Александра Солженицына. И хотя на кафедре он излучал обычную энергию, его легендарная работа в качестве летописца жестокостей советского режима фактически подошла к концу. В 'Одном дне Ивана Денисовича', 'Раковом корпусе', 'В круге первом' и особенно 'Архипелаге ГУЛаг' он не только сорвал завесу тайны с репрессий и опустошения, что несла с собой советская власть, но и предсказал крушение коммунистической идеологии и московской империи.
Однако, выступая в Вадузе, убежденный консерватор Солженицын не счел себя вправе присоединиться к эйфории, охватившей в то время Запад. Он глубоко осознавал, что полной расплаты по счетам идеологии, насилия и имперской политики не произошло. Если американские 'триумфалисты' все еще повторяли заезженные клише о победе Рейгана в 'холодной войне', то писателя волновало то, что прежние, нераскаявшиеся элиты, бывшие партийные боссы и сотрудники КГБ, удержались на плаву, с легкостью перекрасившись в 'демократов' и 'бизнесменов': 'Недавно нас угостили наивной басенкой о наступлении счастливого 'конца истории', безмерного триумфа вседемократической благодати; утверждается, что окончательное мироустройство уже достигнуто. Но все мы видим и чувствуем: грядет нечто совершенно иное, нечто новое, и вполне возможно, весьма суровое. Нет, спокойствие не обещает снизойти на нашу планету, и не достанется нам так легко'.
3 августа Солженицын скончался; его похоронили на кладбище Донского монастыря, рядом с Тургеневым. Владимир Путин, бывший оперативник КГБ, а ныне фактический президент России, нисколько не смущаясь гротескности, с которой звучат эти слова из его уст, отдал должное верности писателя 'идеалам свободы, справедливости и гуманизма'. На той же неделе, приехав в Пекин на церемонию открытия Олимпийских игр, Путин обсуждал с соседями по гостевой трибуне - другими главами государств - событие отнюдь не спортивного характера: свой приказ о вводе танков и мотопехоты в кавказский регион Южную Осетию. Его армия атаковала и территорию собственно Грузии: особенно досталось Гори, родному городу Иосифа Джугашвили, более известного под именем Сталин, который в свое время внес свой вклад в очередную перекройку неустойчивой кавказской мозаики.
Один из элементов 'наивной басенки' состоял в том, что мирный распад Советского Союза станет новым историческим прецедентом. Империи, ослепленные высокомерием и амбициями, редко смотрят себе под ноги, чтобы осознать, какие сложности они приобретают вместе с новыми территориями и населением; еще меньше их волнуют уродливые шрамы и 'мины замедленного действия', которые они оставляют после себя, уходя со сцены. Примеров тому множество: закат Оттоманской Порты привел к резне армян и безумным границам на Ближнем Востоке, наследством Британской империи стали войны в Ирландии, Палестине, Нигерии и на индийском субконтиненте, французской - неизбежное насилие на всем пространстве от Алжира до Индокитая.
Демонтаж СССР тоже не происходил с 'хирургической точностью': заложенные в нем опасности оставались под спудом совсем недолго. В декабре 1991 г., на сдобренном обильными водочными возлияниями 'междусобойчике' в охотничьем заказнике у границы с Польшей, президент России Борис Ельцин вместе с лидерами Беларуси и Украины 'распустил' государство, созданное большевиками и их предшественниками-царями, одним росчерком пера оставив без работы Михаила Горбачева. 'Хорошо помню внезапно охватившее меня ощущение свободы и легкости', - вспоминал Ельцин об этом событии. Однако его преемник Путин, офицер разведки, pаботавший в те годы в ГДР, и кипевший от негодования по поводу 'перестройки', воспринял случившееся совершенно по-иному. Сжигая секретные документы после падения Берлинской стены, он чувствовал себя брошенным на произвол судьбы партией и империей, которую его учили защищать; позднее он назвал распад СССР 'величайшей геополитической катастрофой 20 века'.
От радужных перспектив создания добровольного и эффективного содружества освобожденных народов скоро остались лишь печальные воспоминания. За единственным исключением прибалтийских государств (особенно Эстонии), развитие демократии в бывших советских республиках если и происходило, то медленно и неровно. В центральноазиатских странах - так называемых 'станах' - мы наблюдаем весь спектр моделей от северокорейского 'культа личности' в Туркменистане до нефтяной автократии в Казахстане, управляемом 'монархом', возглавлявшим республику еще в советскую эпоху. Во главе Беларуси стоит мелкотравчатый диктатор Александр Лукашенко, поделившийся с одной немецкой газетой таким откровением: 'Не все, что связано небезызвестным Адольфом Гитлером - плохо'. В Азербайджане патриарх Гейдар Алиев, дослужившийся в свое время до генерала КГБ, передал престол сыну Ильхаму. И так далее, и тому подобное. Уровень самовластья, преступности, откровенного кумовства и национализма на постсоветском пространстве достиг такого эпического и разрушительного уровня, что историк Стивен Коткин (Stephen Kotkin) окрестил самые незадачливые из республик бывшего СССР 'мусоростанами'.
Москва не прибегала к масштабным актам насилия на территории бывшего СССР до 1994 г., но когда это произошло, ареной, что неудивительно, стал Кавказ - этот извечный кипящий котел межэтнических страстей и конфликтов. Сравняв с землей чеченскую столицу Грозный, Ельцин повторил трагический путь Линдона Джонсона - политика, чьи первоначальные демократические устремления затмила упрямая решимость, с которой он вел бессмысленную и безнадежную войну. Владимир Путин, в отличие от Ельцина, даже не пытается представить себя демократом. У него одна цель - влияние России и восстановление ее позиций. И сейчас, когда мир справедливо осуждает его беспощадное вторжение в Грузию, небесполезно попробовать взглянуть на мир его глазами.
Взятые по отдельности, действия Запада после распада СССР - от включения прибалтийских и центральноевропейских государств в НАТО до признания независимости Косово - выглядят оправданными со стратегической и нравственной точки зрения. Но в совокупности они не могли не задеть глубочайшим образом национальной гордости россиян, особенно если учесть, что в девяностые ситуация в их стране беспрецедентным образом ухудшилась. Даже простым россиянам крайне неприятно выслушивать лекции по вопросам суверенитета и 'нравственной дипломатии' от Запада, и особенно от США - страны, чей 'послужной список' еще до Ирака включал множество интервенций за рубежом, как открытых, так и в форме 'тайных операций', этакой 'политики иными средствами'. Теперь же, после того, как достоянием гласности стали действия администрации Буша накануне иракской войны и тот факт, что она без всяких угрызений совести применяет пытки, кто из зарубежных лидеров, не говоря уже о Путине, станет реагировать на моральные проповеди из Вашингтона? В этом - трагедия Америки и всего мира.
Не приходится сомневаться и в том, что президент Грузии Михаил Саакашвили, отдав 7 августа приказ об артобстреле Южной Осетии, создал для Путина столь желанный casus belli. Но путинская война, конечно, связана не с красотами Южной Осетии - 'княжества', управляемого российскими спецслужбами и мафиозными бандами. Это - 'показательная война'. Путин демонстрирует свою готовность применять силу, недвусмысленно дает понять, что за вступление в НАТО Грузии и Украине придется заплатить дорогую цену, что он считает США лицемерным государством, перенапрягшим свои ресурсы, увязшим в других проблемах, и не желающим выполнять обещания о защите, раздававшиеся в свое время странам вроде Грузии.
Многие наблюдатели неоконсервативного толка, наряду с Джоном Маккейном (John McCain), естественно, поспешили истолковать нынешний конфликт с помощью привычных аналогий с нацистской угрозой в тридцатые годы, или советскими вторжениями в Будапешт в 1956 г. и Прагу в 1968 г. Но, хотя действия Путина на этой неделе вызвали реальную тревогу в Киеве и ряде других столиц, подобные аналогии могут привести к опрометчивым политическим шагам. Как отмечал епископ Джозеф Батлер (Joseph Butler), известный британский теолог, 'каждая вещь единична, и путать ее с другими нельзя'. 'Комиксовая' риторика способствует лишь опасному возврату к тому, о чем, похоже, некоторые консерваторы только и мечтают - образу 'другого', врага, делению мира по принципу 'свой/чужой', и другим стереотипам 'холодной войны'.
Только человека с каменным сердцем не тронуло бы зрелище на митинге в Тбилиси, когда плечом к плечу с Саакашвили встали лидеры Украины, Польши и прибалтийских государств. Но Путин - не Сталин или Гитлер, и даже не Брежнев. Он - 'вещь единичная', и этого, увы, более чем достаточно. В ходе выборов 2008 г. он превратил демократические процедуры в фарс и по сути обеспечил себе антиконституционный третий срок. Пресса, парламент, судебная власть, и деловая элита находятся у него в кармане - а оппозиции в стране фактически нет. Но Путин также понимает, что Россия не может позволить себе восстановление империи и ГУЛага. Ей необходим Запад в качестве рынка сбыта. Один из уроков советской эпохи звучит так: изоляция ведет к нищете. Поэтому Путин ведет новую, более тонкую игру: он правит единовластно, и одновременно наносит визит вдове Солженицына. Чтобы справиться с ним, необходим уровень политического мастерства, намного превышающий - как мы убедились - возможности наших нынешних государственных мужей.
Максим Коробочкин, inoСМИ.Ru