24.08.2008
Приветствую вас!
В первую очередь, хочу поблагодарить за проявленную в эти дни удивительную организованность и за единство.
Если сегодня что-то и является виселицей для врага, это наше единство.
Сегодня с нами присутствуют представители оппозиции. Вчера я видел по телевидению, как побывал Георгий Таргамадзе в Гори. В эти дни я наблюдаю за заявлениями по телевидении. Если должна была произойти люстрация чего-то, в эти дни это произошло. Закон о люстрации Грузии ни к чему не нужен. Посмотрите хорошо, и увидите, кто какие заявления сделал за эти дни.
С другой стороны, посмотрите, кто как поступил в Парламенте, кто как поступал в присутствии иностранцев. Сегодня мы в такой ситуации, когда Грузию может поразить лишь одна силы – и это грузины.
Если сейчас мы не расправимся с самими собой, если мы не расшатаем свое единство, никакие танки не смогут одержать верх над нами.
Весь мир стоит на ногах. На все нужно время – на помощь и пакет экономического возрождения.
Вчера Чешская республика начала разговор о новом Плане Маршала для Грузии. Это план, который после Второй мировой войны поставил на ноги всю Европу.
1 сентября в Париже собирается экстренное заседание глава государств ЕС, не помню, когда последний раз был использован этот механизм. Это инициатива президента Франции.
Основным в программе будет экономическое возрождение Грузии.
Экономика Грузии не только будет спасена, но и за очень короткое время резко возрастет. Мы станем развитой европейской страной, если до тех пор сами себе горло не вырежем.
Что нас привело к таким событиям? Каковыми были штрихи наших отношений с Россией, и как мы оказались там, где мы сейчас находимся?
В 2004 году состоялся первый официальный визит в Москву.
Я встретился с президентом России Путиным. Может я ошибался, но я посчитал, что встреча была хорошей. Мы говорили открыто. Он выразил желание, что хотел развивать отношений с Грузией. Мы также сказали, что мы очень гибкие. Первое, о чем он меня попросил, это было укрепление границы и способствовать проведению операций на Северном Кавказе.
Он имел претензии к Эдуарду Шеварднадзе, что в его период граница была открыта, в Панкиси поступало оружие, ситуация не контролировалась.
Хочу признать, что мы тогда помогли России.
Мы начали проводить совместные полеты у границы, не допускали оружия туда, прекратили движение людей туда и обратно. Мы не мешали им в установлении порядка, и создали серьезный фактор, при помощи которого им стало легче выполнить эту задачу.
Потом были события в Аджарии. Вместо того, чтобы (Игорь) Иванов прибыл в Тбилиси, и потом уже при наших гарантиях, в случае ухода (Аслана) Абашидзе, мы бы его не тронули (Абашидзе), неожиданно, его самолет сел в Батуми. (Иванов) позвонил нам, указал нам отойти назад и успокоиться. Тем самым он хотел выиграть время. Игорь Иванов продолжал свои действия. В это время на улицы вышел народ, и Аслан Абашидзе улетел на самолете Иванова.
Одним словом, до того еще в Батуми прибыл русский генерал, который всячески помогал Аслану Абашидзе. Аслану Абашидзе дали несколько танков для маскарада, чтобы мы увидели, что у него есть танки. Это дело закончилось так, как вам всем известно.
На второй день я позвонил Путину. МИД России начал опубликовывать циничные заявления. Такие заявления были сделаны и в эти дни. Я посчитал обязательным позвонить Путину.
Я поблагодарил его за то, что с пониманием отнеслись к этой ситуации. Помню хорошо этот звонок, он остановил меня и сказал – В Аджарии мы не вмешались, но в Абхазии и Осетии от нас вы никаких подарков больше не получите.
Потом началась серия провокаций в Цхинвали. Тогда я принял решение, вывести наш армейский контингент по объездной дороге. Это был момент, когда русские начали контролировать Цхинвали, сами, а не через сепаратистов. Тогда они выгнали нескольких членов правительства, заменили их русскими генералами и усилили боевую готовность.
На протяжении многих лет в Цхинвали преследовались все, кто хотел каких-либо переговоров с Грузией. Мы освободили из цхинвальской тюрьмы Парастаева, который был лидером сепаратистов в 90-х гг. Русские заметили, что у него проснулось желание переговоров с Грузией, в связи с чем его поймали и жестоко пытали. То же самое касается Санакоева, Каркусова. Секретарь СБ Алборов был взорван в собственном доме из-за того, что он несколько раз встретился с представителями нашего правительства.
В течение 2004 года давление в нашем отношении было меньше, но после революции в Украине правительство России увидело смертельную угрозу. Поэтому они активно вмешались в события в Абхазии.
В январе 2006 года против Грузии был предпринят первый серьезный удар с точки зрения взрыва энергетических линий Грузии.
До того, в декабре они собрали представителей российских энергетических компаний в Кремле, и спросили их, как можно было техническим образом отключить электричество в Грузии? На что они повели плечами, и заявили, что этим пострадает и энергетика России. После этого в январе месяце на Кавказе произошли взрывы ЛЭП и газовой системы в нескольких местах. Для этого была использована специальная пластическая взрывчатка, которую использует лишь спецназ ГРУ.
Расчет спецслужб был таковым – народ должен был выйти на улицу, город должен был остаться в темноте, и должно было свергнуто правительство. Ничего такого не произошло. Общество было консолидировано. После этого мы начали резко вкладывать деньги в энергосектор. Через год, мы стали страной экспортером электричества в Россию. Это сделало нас сильнее с точки зрения электроэнергетики. Это было первой главой нашей дестабилизации.
В 2006 году российские спецслужбы обнаглели. Начали создавать неправительственные организации, финансировать группировки Игоря Гиоргадзе, вкладывать деньги в СМИ.
В 2006 году произошел первый теракт – было взорвано здание полиции в Гори. В связи с этим мы задержали офицера российской военной разведки Бойко. У нас были доказательства, но Россия попросила отпустить его, это был настоящий террорист, но Россия не стала оглашать это.
Мы надеялись, что Россия оценит это. Мы сделали то, чего многие другие страны не сделали бы. Думаю, что мы ошиблись, но Бойко мы передали России. Они его отпустили, возможно даже орденом наградили. Это было проявлением жеста доброй воли с нашей стороны. После этого их агенты активизировались во стократно. Осенью 2006 года мы были вынуждены демонстративно задержать сотрудников их военной разведки. За этим последовал большой шум. До этого против Грузии действовало эмбарго на вино и продукты. Прекратили и полеты в Грузию. Мы и этих офицеров передали обратно. У нас была надежда на сохранение отношений.
На протяжении этого времени были и многие другие провокации. Хочу напомнить попытке осуществления теракта против Кобы Давиташвили (лидер оппозиционной «Партии народа»). Это последовало за таким развитием – Коба Давиташвили выступил по телевидению, оскорбил меня и заявил, что сейчас хотите убейте меня, что хотите, то и делайте. А потом он сказал, что был совершен теракт против него. Через несколько дней ко мне пришел министр внутренних дел (Вано Мерабишвили) и сказал, что оказалось, что на Кобу Давиташвили на самом деле пытались напасть. Его подкарауливал мужчина по происхождению из Цхинвали – этнический осетин, который оказывается жил рядом с президентской резиденцией в Церовани (Мцхетский район). Соседу Кобы Давиташвили, у которого были какие-то личные проблемы, он в свое время уехал из Батуми, показалось, что этот человек караулил его, вошел в стычку с ним, тот выстрелил, ранил, и после побега бросил свои вещи, среди которых оказались данные о Кобе Давиташвили, также и его фотографии, вырезанные из газет.
Мы проследовали за ним в Москву. Сняли видеокадры, когда он общался с представителями российских спецслужб, и мы обратились к России прямо, что этот человек был убийцей оппозиционного лидера Кобы Давиташвили. Если бы тогда убили бы Кобу Давиташвили, можете себе представить что бы произошло? Они бы сказали, вот кровавые власти убили Гиргвлияни, Давиташвили, и давайте свергнем эту власть.
Это была дешевая и точно рассчитанная провокация. После этого мы предотвратили убийство заместителя начальника грузинской разведки российскими спецслужбами. А на заседании министров внутренних дел «Большой семерки» изучали это дело, как классический случай применения русскими новой тактики. Экономическое эмбарго не сработало, народ не вышел на улицы, и не сверг правительство.
Перед ноябрьскими событиями прошлого года, по сообщению западных спецслужб, в Грузию и Армению прибыли «воры в законе» - Иванков, тот же «Япончик», который является приближенным к сегодняшним властям России, и второй – если не ошибаюсь Усоян. Они рассматривали различные варианты смены власти в Грузии. Когда я услышал эту информацию, мне показалось невероятным. Я бы не мог представить, что какой-то «Япончик» мог устроить революцию. Я не принял этого серьезно. После этого у нас прошли выборы. Русские не смогли получить результат. Экономика Грузи возросла на 10%, в прошлом году на 12%. В нынешнем году, если бы не помешали, было бы на 11%. Это самая быстрорастущая экономика в мире, если не считать страны, добывающие нефть и газ.
В 2006 году, когда ввели эмбарго, и ничего не добились. В 2007 году правительство России уже начало думать о военной интервенции. Есть несколько подтверждающих это документов. Россия вышла из Договора об ограничении обычных вооружений, который ограничивал количество бронетехники в Закавказье. Об этом она начала разговоры в прошлом году и в том же году вышла из этого договора.
В Грузию вошли до 3000 единиц бронетехники. Ни по одному договору до нынешнего года у России не было такого права. у нас было 200 танков, так как мы не имели права иметь больше. Россия сняла с себя такое обязательство, и у нее было столько бронетехники, сколько она пожелала. Тот факт, что России в 2007 году в Чечне не нужно было столько танков, ясен как день.
Нашим западным партнерам я сказал – Россия концентрирует бронетехнику у Границ Грузии. Неужели это не было сигналом для того, что что-то готовится?
Помните, в прошлом году Путин в Дагестане открывал одну из военных частей и спросил, куда ведет эта дорога? Они ответили, что это дорога, которая ведет в Грузию. Он заявил, что ее необходимо отремонтировать срочно, чтобы был еще один путь в Грузию. Неужели это высказывание не должно было пробудить весь мир? Какой военной части строили дорогу в Грузию, если Ларс (КПП Верхний Ларс на российско-грузинской границе) был закрыт (российской стороной) уже в течение года? Телевидение России контролируется. Когда в записи показывают это, это означает, что он хотел, чтобы все услышали об этом, что он думает об этом. Со стороны мира на это была нулевая реакция. Он увидел, что ничего такого вроде и не случится.
В феврале (2008) у нас была с ним последняя встреча в ранге президента. Когда я вышел, министр иностранных дел Давид Бакрадзе спросил меня – они что, угрожают нам войной?
Далее был бухарестский саммит НАТО, который допустил стратегическую ошибку. Вместо того, чтобы нам предоставили МАР, они сказали, мы не даем Грузии МАР, так как у нее есть конфликты, и вернемся к этой теме в декабре.
После этого в беседе с несколькими западными лидерами Путин сказал, что если Украина и Грузия продолжат интеграцию в НАТО, в этих странах будет война, вернее, что будет война. Какой был у нас тогда выбор? Даже в том случае, если бы мы не пошли в НАТО, каковой является гарантия решения задачи? К сожалению никакой. У Украины значительно больше вооруженной силы, и она говорит также, что единственным гарантом защиты является вхождение в НАТО. Других способов и у них нет. Мы следили как развивалась подготовка к интервенции за весь этот период. Сначала то, что произошло в Абхазии – установление прямых связей, далее восстановление ЖД по гуманитарным соображениям.
Я объяснил это канцлеру германии, президенту США, государственному секретарю США, и многим другим лидерами в Европе, что восстанавливать ЖД для населения в полностью опустевшем Очамчире и Гали это то же самое, что делать лед в пустыне. Там у ЖД нет гражданской функции. Единственной функцией ЖД может быть ввоз бронетехники туда. Они ввели десантные подразделения. Они не входили туда для защиты Гали. Отряды ходили в Ткварчели и были заняты разведкой местности, и подготовкой нападения на Кодори, так как в через Ткварчели закрывается дорога в Кодори, именно поэтому все это походило на схему отрыва Кодори. Велись разведывательные и саперные работ вокруг Кодори. Шла очевидная подготовка к нападению на Верхнюю Абхазию.
Хочу сказать, что я пытался договориться с русскими. Я не озвучивал этого, но сейчас говорю об этом. Я написал письмо президенту России, в котором попросил договориться. Я сказал, может договоримся так – до реки Кодори, где не живут люди, на первый этап введем наших беженцев, вы переведет своих миротворцев на реку Кодори и мы готовы подписать новое соглашение, которым будет защищена территориальная целостность Грузии, и у нас будет какого-то вида договор и с вами, и ваши интересы также будут учтены. На данный этап, минимум, на половину территории Абхазии мы введем своих беженцев, посмотрим поэтапно как будет происходить урегулирование конфликта.
Если бы Россия желала договориться и предотвратить войну, лучше предложения они не получили бы. Этим они защитили бы реально свои экономические интересы, произвели бы свою легализацию в международных правовых рамках, только с нашего разрешения.
С другой стороны мы также начали бы освоение экономических пространств, вводить людей и перенесли бы все это в экономическую плоскость, восстанавливать отношения между абхазами и грузинами, и демонстрировать то, что мы можем восстановить экономически этот регион, и мирно решить этот вопрос. Это письмо я направил Медведеву. Из МИДа России мы получили ответ – разговоры о возвращении беженцев в Абхазию на данном этапе преждевременны.
Моя первая встреча с президентом Медведевым состоялась в июне и она была хорошей. Он предложил такое – встретиться друг с другом в июле, и обсудить все вопросы.
В Астане я снова встретился с Медведевым, и его настрой был уже другим. На нем явно было заметно, что тут задействовали другие силы. Он отказался от идеи встречи. Начал выставлять новые условия – нам заявили, чтобы мы вышли из Кодори. Выход из Кодори по своей воле означало бы сдачу Верхней Абхазии без боя. Было понятно, что у них не было желания договариваться.
Уже в июле у меня возникло ощущение, что он знает что-то, чего не знаю я. В конце июля должна была состояться встреча со Штайнмайером (глава МИДа Германии), он должен был прибыть со своим планом. Русские и абхазы сорвали эту встречу. Они заявили, что встреча отложена на конец августа.
В мае один из ведущих российских военных экспертов предполагал, что нападение на Грузию произошло бы в июне или августе.
После кратких отношений с Медведевым в Астане у меня остались тяжелые впечатления. Когда после встречи президент (Казахстана) Назарбаев увидел меня, отметил, что в таком плохом расположении духа он меня никогда не видел. Настроение у меня было тяжелое. У меня были тяжелые ощущения по поводу того, что они (Россия) были готовы не к хорошему делу.
В начале августа они завершили восстановление ЖД (в Абхазии). В июле начались нападения на Санакоева. В Абхазии сбросили наш беспилотный самолет, что потом опровергли, и заявили, что грузинам это показалось. Потом подтвердили, но когда они вошли (в воздушное пространство Грузии) в июле, и признали этот факт, они явно испытывали реакцию Запада. Шесть дней понадобилось ЕС, чтобы сделать заявление в связи с этим. Заявление было со следующим содержанием – призываем обе стороны воздержаться от провокаций. Это было прямое «приглашение», чтобы делать в дальнейшем что-нибудь.
Практически, международные организации заявили, что мы не вмешиваемся в это дело. У них (России) явно был план, и они действовали в точном соответствии с этим планом. Мы знали, что в Абхазии имеет место большая концентрация сил. Мы знали, что в Северной Осетии есть большая концентрация сил. Они этого не скрывали. Они провели маневры «по принуждению к миру Грузии». Об этом они заявляли во всеуслышание, но никто ничего не сказал. Их (Россию) интересовало, последует ли реакция на тот или иной шаг со стороны НАТО? Будет ли угрожать вводом войск? Направит ли корабли и самолеты? В принципе, реакция была нулевой. Об этом я беседовал с западными лидерами. Когда я говорил им, что русские могут нас подвергнуть бомбардировке, они думали, что я это преувеличивал.
Мы уже знали, что в начале августа происходила большая концентрация сил. Очень важной деталью был тот факт, что на Северном Кавказе в июне начали стягивать узлы на отношения с Грузией. Поймали несколько человек, и объявили, что они грузинские агенты. Из Вооруженных сил были уволены все люди, имевшие какую-либо связь с Грузией. Это явно походило на подготовку к вооруженным действиям. Это всегда делается классически, когда готовятся к большой кампании. Был ужесточен пограничный контроль на абхазской участке. Настолько накалилась обстановка на Северном Кавказе, что даже в Сочи курортный сезон был сорван. Была заметна напряженность на месте. Все готовились к российско-грузинской войне.
Честно говоря, мы также готовились к отражению нападения на абхазском участке. Почему мы не думали, что они нападут на нас в Цхинвали? Потому, что расположение в Цхинвали как у шахматной доски. Второе – вторжение в Цхинвали означает атаку на Тбилиси. Если они хотели рискнуть, то должны были пойти на Тбилиси с очень большой силой. Вторжение только в Цхинвали не имело военного значения. В Цхинвали мы эту кампанию выигрывали. Все настоящие осетинские сепаратисты перешли на грузинскую сторону. Санакоев, Парастаев, Каркусовы. Курта, Тамарашени мы построили, все там стало необыкновенно красивым. Мы сделали дороги, прибавили зарплаты. Все больше людей начали ездить из Цхинвали в Тбилиси. В Тбилиси мы открыли осетинскую школу, привезли учителей. Поэтому мы думали, что о Цхинвали мы не должны были переживать. Что бы не произошло в Цхинвали, мы там не отреагировали бы, мы посчитали бы, что это провокация. Мы говорили, что если что-то начнется в Цхинвали, это означает, что они что-то начинают в Абхазию, и все силы у нас должны были мобилизованы по направлению Абхазии.
За несколько дней до 7 августа начался призыв казаков на Северном Кавказе именно по направлению Южной Осетии. Призвали и летчиков из запаса. У них значительно больше самолетов, чем пилотов. Один из пилотов, которого мы сбросили, он несколько лет не летал. Также один из пилотов, который был задержан нами – пенсионеров призвали из резерва. Это произошло за неделю до начала операции. Дуга все больше сужалась У меня было желание и надежда, что может все это как-нибудь уляжется.
7 августа я собирался отправиться на олимпиаду. Сначала я летел в 12 часов, потом перенес на 7 часов (вечера). Без двадцати семь, когда начальник моего протокола сказал мне, если не собираемся отправляться, мы должны сказать, так как в Китае не посадку самолетов была очередь. Я решил остаться.
К Цхинвали мы выдвинули лишь одну бригаду, позже, еще одну. Основные наши силы были у нас на Западе. Мы оставили бригаду в Сенаки, и не вызывали бригаду из Ирака. И раньше, когда ситуация накалялась, мы приводили близлежащие бригады в готовность, но я все равно до конца верил, что Россия не пойдет на такую большую провокацию. Несмотря на то, что по нам стреляли из 120 мм. пушек. Когда я прекратил об одностороннем прекращении огня, к этому времени в селе Авневи у нас был погибший солдат и четверо раненных. Давид Кезерашвили (министр обороны) упал мне в колени, и сказал, дай мне право открыть артиллерийский огонь. По другому я не могу вывести солдат. Этот путь закрыт, по нам стреляют минами. Мой ответ на это был таким – что бы не произошло, мы не можем открывать огня. Как-нибудь нам нужно продержаться. Мы начали звонить в Москву. За день мы вызвали Попова (сопредседатель СКК с российской стороны), он отказался поехать в Цхинвали. Мы отправили Давида Якобашвили, чтобы успокоить все это, Попов сказал Давиду Якобашвили, что под Цхинвали у него спустило колесо. Там был Кулахметов, который заявлял, что якобы осетины стреляют.
Кокойты несколькими днями раньше был в России, и по абсолютно выдуманным причинам, оформил договор о сотрудничестве в сфере культуры с Московской областью. Все российские газеты в предыдущие дни были заполнены статьями о Цхинвали. С Цхинвали начали эвакуацию. Когда сначала начали эвакуацию, Министерство обороны заявило, что это кажется пиар, и людей увозят в молодежные лагеря. Далее когда мы перепроверили хорошо, оказалось, что они выводили всех гражданских лиц. Такого они не делали никогда. К этому добавилась мобилизация на Северном Кавказе. Когда призвали казаков, каждому из них в проведении одной операции обещали по 10 тысяч рублей. Одним словом их отправляли грабить.
Все наши попытки связаться с российским руководством окончились ничем. Медведев отдыхал на Волге. У Путина не было желания говорить. Высокодолжностные представители МИДа говорили, что они не знали ничего, что Кокойты уже не подчиняется им. В то же время мы видели, что в России происходила мобилизация. 6 августа ночью русские пограничники перешли через Рокский тоннель и заявили, что с этого момента российские пограничные войска будут контролировать и вторую сторону Рокского тоннеля.
Это тоже было прямым признаком начала интервенции. В Джава на протяжении всего лета строилась военная база, и по 1200 евро платили каждому рабочему, что является невиданной суммой для них. Они построили несколько таких баз в Очемчире и Гали, и привезли огромное количество горючего. Это горючее было предусмотрено для 100 тысяч человек. Когда я спросил у Вано Мерабишвили, он повел плечами, и сказал, что и или готовится вторжение 100 тысячи человек, или просто хотят продать это горючее на черном рынке, в другом случае столько горючего в Гали никому не нужно.
В конце июля у нас была информация, что в Сочи были погружены 200 танков, на них было написано Абхазия. Мы перепроверили это у наших партнеров, они не смогли ни подтвердить и ни опровергнуть эту информацию.
В 2006 году Путин сказал мне «Мы вам устроим «Северный Кипр». Я всегда представлял себе сценарий Северного Кипра в Абхазии. Я думал, что займут линию на Ингури и войдут большой военной силой. Когда я узнал об этом, я вспомнил о словах Путина, мы спросили военных, могли ли мы остановить эти танки? Они сказали, что если успеют зайти, мы должны разработать план, что мы сможет сделать с 200 танками в Абхазии. Это абсолютно меняло баланс сил. Они хотели этими танками укрепить Ингури, чтобы мы не вошли для укрепления Кодорского ущелья, хотели перекрыть новую дорогу из Ткварчели, далее перебросить десант в Верхний Кодори и очистить Кодори от нашей полиции, и тамошнего населения.
Они осуществили этот сценарий с тем добавлением, что первый удар пришелся на Цхинвали. Это было предысторией. 7 августа эскалация была в нескольких наших селах, их обстреливали из Хетагурово и других огневых точек, с российских миротворческих пунктов, чего они отрицали. Но, когда ночью уже начала поступать информация, что шла военная техника через Роки, тогда уже было принято решение. Мы следовали до конца мирному соглашению, возможно это и было нашей ошибкой. У нас не было тяжелой техники и тяжелого вооружения в Тамарашени, Курта и других селах, так как это было предусмотрено по мирному соглашению. Ввести силы в этот момент было уже невозможно, так как бомбили дорогу. Единственным путем, чтобы они не вошли в незащищенные села, было применение средней артиллерии и взрыв моста Гуфта и Рокского тоннеля. Как только пересекли бы эти позиции, они вошли бы в Тамарашени и Цхинвали.
Поэтому, когда они начали входит, через несколько минут мы приняли решение об открытии огня по направлению врага. Естественно, мы отвечали на открытый с осетинских позиций огонь – с центра Цхинвали – из дворца правительства и их Министерства обороны.
Я дал сторжайшее указание армии отвечать на огонь, остановить вхождение бронетехники, ни в коем случае не бомбить Цхинвали с воздуха, и ни в коем случае не ударить по мирным объектам в Цхинвали.
Я контролировал это строго и это было выполнено.
Нашим первым шагом был воздушный полет утром рано, на рассвете по направлению Джава-Роки. Наши пилоты сразу же передали, что вся дорога заполнены российской военной техникой и солдатами.
Невозможно, люди, проехать 120 километров за 2-3 часа, если ты уже там не находишься! Если сравним темпы их выхода с вводом, и будет отсчитывать эти процессы в том же хронометраже, четко увидим, что они уже давно, бесспорно, находились там, ничего не говоря о находившихся там уже источниках. Естественно, у нас дело разведки в Цхинвали было поставлено хорошо.
Наша артиллерия уничтожила большую часть этой техники, наша четвертая бригада и Коджорская бригада, уничтожили огромную живую силу – несколько сотен вторгнувшихся солдат, и нужно сказать, что меня это вовсе не радует.
Генерал армии Хрулев, который до того служил в Южной Осетии, как член т.н. правительства Южной Осетии, был ранен и сбежал вместе со своим водителем, бросил технику и живым прибыл во Владикавказ.
В это время туда прибывает Путин, собирает новую силу и практически все силы, которые имели, направил в Грузию. Из строя вышла лишь большая часть 58-ой армии.
Было осуществлено 200 боевых полетов – фактически, летали все их ВВС. Большая часть ЧМФ, как и было запланировано, была введена в Очамчире.
Кстати, хоту подчеркнуть, что очистка Очамчирского порта началась 9 месяцев назад, в декабре прошлого года. Тогда у нас появились подозрения, что все делается для этого; Других причин не существовало – корабли туда не поступают, и соответственно очистка глубин воды от водорослей российским военным инженерам больше ни для чего не нужно было. Одним словом, эта операция была подготовлена многими месяцами раньше.