Еще в декабре 1991 года Дудаев переподчинил себе лично все предприятия нефтехимического комплекса, а впоследствии неоднократно их переименовывал, “укрупнял” и. наоборот, “разукрупнял”. По закону все до единой сделки с нефтью и нефтепродуктами должны были визироваться у него лично. Но объем сделок был настолько велик, что Дудаев стал либо не глядя подписывать разрешения, которые приносили ему доверенные люди (как правило, они мотивировали срочность необходимостью поддерживать производственный процесс), либо не глядя отвергать их. Дудаев составлял месячные графики отгрузки нефтепродуктов с нескольких крупнейших заводов Грозного и требовал отчета.

Между тем хищения осуществляли и сами работники таможни и МВД. В качестве “мер по борьбе с хищениями” вводилось даже ночное дежурство на территории Заводского района Грозного лично министра внутренних дел Эльдиева (убит в 1994 году в результате теракта против Дудаева), вице-премьеров Мугадаева и Абубакарова со своей личной охраной. Закончилось все окончательным переносом всей нефтепереработки на крупнейший завод имени Ленина и объявлением Заводского района Грозного “режимной зоной”, которую по периметру охранял спецотряд Руслана Гелаева, а вход и выход был возможен только по спецразрешению.

На базе этого завода Дудаев распорядился создать некое “арендное предприятие” — головной и практически единственный завод по переработке нефти. Его возглавил Адам Албаков — один из наиболее приближенных и верных Дудаеву людей. Вообще семейство Албаковых считалось “нефтяными магнатами” еще в позднесоветское время, когда кустарная переработка нефти в этих и местах процветала. При Дудаеве братья Албаковы стали инициаторами создания национальной гвардии и даже первое время возглавляли ее.

Несмотря на громкие заявления Дудаева, он постепенно утрачивал контроль за ситуацией с торговлей нефтепродуктами. Достаточно сказать, что только в 1992 году предприятие оптовой торговли нефтепродуктами “Чечингнефтепродукт” ухитрилось отправить по разнарядкам Совмина и Госплана еще СССР (!) за пределы республики 5 тысяч тонн нефтепродуктов без предоплаты по так называемым прямым договорам. Еще 100 тысяч тонн были закачаны в магистральный трубопровод, которым распоряжалось объединение северокавказских магистральных нефтепроводов. Российские грузополучатели в Армавире отказались оплачивать сделку, поскольку, по их мнению, на чеченском участке нефтепровода имели место хищения. Тогдашний вице-премьер Чечни Мугадаев, курировавший промышленность, лично выезжал в Армавир, с мэром которого был давно знаком, но ничего не добился. Так растворились 15— 16 миллионов долларов (при пересчете магистрального продукта на мировые цены).

Такого рода сделки давали повод различным тейповым группировкам добиваться передела власти и собственности в нефтяной отрасли. Так, вице-премьер Яраги Мамодаев использует скандал вокруг реализации руководителем все того же “Чечингнефтепродукта” Евгением Пучковым 90 тонн мазута через СП “Майджест” для ликвидации “Чечингнефтепродукта” и создает внутри правительства спецкомитет по реализации нефтепродуктов. Дудаев это решение отменяет и переподчиняет “арендное предприятие” Албакова непосредственно себе. В 1993 году Шамиль Басаев и Руслан Гелаев, несшие охрану Заводского района Грозного, захватили телецентр и потребовали от Джохара Дудаева назначить Адама Албакова премьер-министром (его брат Султан уже занимал пост министра МВД) и изгнать из правительства Яраги Мамодаева и его сторонников. Речь шла исключительно о контроле над нефтяной отраслью.

Безоговорочная победа осталась за “новой нефтяной мафией”: Албаков, правда, премьером не стал, но Мамодаев лишился всех своих постов, а впоследствии бежал из Грозного и его родственник и однотейповец (тейп чанхой) Беслан Гантемиров. Последней каплей стала “квота для Беса”: Гантемиров запросил 1 млн тонн нефтепродуктов для нужд мэрии Грозного. По решению Дудаева ему передали 200 тысяч тонн дизтоплива. Отгрузили 205 тысяч тонн — 5 млн долларов поступили на счет мэрии в Грозненском банке “Терек” (система банка “Югорский”). Эти деньги Гантемиров целиком потратил на создание муниципальной милиции — собственного воинского формирования. За тонну мэрия выручала 24 доллара, хотя теоретически могла получить в 7 раз больше. Доподлинно известно, что мэрия самостоятельно не могла продать нефть за границу — на это имела право только российская посредническая фирма. Окружение Дудаева сочло, что Гантемиров просто скрыл большую часть прибыли, договорившись с посредниками.

В конце 1993 года по распоряжению Джохара Дудаева чеченская “госкомиссия по учету имущества” установила “факт скрытой приватизации” крупнейшего в СССР научно-исследовательского института по проектированию объектов нефтехимии (Гроз-НИИ). И дело здесь не в самом институте (здании в центре Грозного и интеллектуальном капитале инженеров), а во входящем в его систему Туапсинском нефтеперерабатывающем заводе, имеющем прямой доступ на нефтяной терминал местного порта. Кроме того, ГрозНИИ имел счет во Внешэкономбанке, на котором находилась солидная сумма в валюте. После приватизации все это хозяйство переходило в руки одного весьма известного политика — активного антидудаевца. Комиссия утверждала, что разрешение на эту акцию выдал Усман Исмаев — в то время один из самых близких к Джохару Дудаеву людей. Разъяренный Дудаев разорвал это разрешение и велел “всех пересажать”, однако реально ничего сделано не было.

Общая сумма во Внешэкономбанке составляла 9 миллионов долларов — они были заморожены и переоформлены в облигации Минфина РФ. Часть этих облигаций получили чеченцы: концерны “Промавтоматика” и госконцерн нефтяной промышленности ЧРИ (правопреемник “Грознефти”). У “Промавтоматики” эти облигации накануне войны были украдены неизвестными лицами, совершившими налет на бухгалтерию. А у “Грознефти” облигации находились в хранилище грозненского филиала Кредо-банка, ведшего операции с Чечней, и были разворованы во время войны. Еще 5 млн долларов “Грознефть” получила от договора с австрийской фирмой “Файбор” (договор подписывал гендиректор Хачатуров).