21-27 ноября 2000 г., Московские Новости №46

Аслан Масхадов: "Ельцин мог бы стать посредником"

Президент Ичкерии Аслан Масхадов отвечает на вопросы корреспондента "МН" Михаила Шевелева

Михаил Шевелев

Мы передали Аслану Масхадову вопросы и получили от него аудиозапись с ответами. Власти не стоит обижаться на этот разговор хотя бы потому, чьто, пусть со слабым Презиидентом Ичкерии все равно придется договариваться.

Посредника и форму он уже предлагает сам.

- Как вы оцениваете итоги года, прошедшего после начала второй чеченской кампании?

- Уже второй год продолжается война. Огромная армия великой державы, неся колоссальные потери, прокатилась по территории Чечни. Под победные возгласы генералов: "Взяли Шатой, Беной, Грозный!" Так было и в ту войну. И сегодня эта огромная военная машина встала. И результат этих моральных, физических, материальных усилий - нулевой. Сегодня ни один генерал не может честно утверждать, что они контролируют на территории Чечни хотя бы метр. Они не могут сказать, что они хозяева даже на том

блокпосту, на котором они стоят. Как военный человек могу сказать: армия не может стоять, она должна наступать, или обороняться, или уйти. Когда такая большая армия останавливается, она разлагается. И сегодня такое впечатление, что все-таки генералы поняли, что они наступили на те же грабли, что и в первую войну. Затяжная война переходит в партизанскую, а партизанскую войну никакая большая армия никогда не выигрывала - ни во Вьетнаме, ни в Алжире, ни в Афганистане, ни в первую чеченскую войну, ни тем более во вторую. Они обманывали своего президента в том, что они преподнесут ему скорую победу, что вот-вот война закончится. И сегодня все как один - и генералы, и офицеры, и десантники, и контрактники, и омоновцы - все делают деньги, зарабатывают на жизнь - они знают, что все равно придется уйти. Деятели из временной администрации эшелонами вывозят нефть. Контрактники - это обыкновенные мародеры - под видом зачисток вывозят буквально все: кружки, ложки, поварешки, все, что осталось у людей. Коменданты, комендатуры по сговору с нашими национал-предателями торгуют людьми, берут в заложники людей под предлогом, что у них нет штампа в паспорте или нет прописки и т.д., и потом продают родственникам. В комендатуре одна цена, в Чернокозово другая цена, в Моздоке - третья. Обыкновенная торговля людьми. Омоновцы в сговоре с так называемой чеченской милицией тоже наживаются. На блокпостах занимаются вымогательством. Как голодная стая набросились на истерзанных той и этой войной людей, снимая с них три шкуры.

- А чем занимаются ваши люди?

- Они разбились на мелкие маневренные группы от 10 до 15 человек и находятся на всей территории Чечни. Эти мелкие маневренные диверсионные группы наносят удары по колоннам, по тылам, по комендатурам, по блокпостам. Сегодня российская армия, правоохранительные структуры несут потери в два-три раза большие, чем при фронтальных боевых действиях. Генералам в этом признаваться страшно, потому что на эту войну было поставлено все - и рейтинг, и авторитет, и будущее власти. И сегодня признаваться, что это был обман общественного мнения, наверное, страшно, и больше ничего.

- Почему, на ваш взгляд, так разительно отличается отношение общественного мнения в России к первой и второй чеченским войнам?

- По-моему, и первая, и вторая война не отличаются ничем. Даже сценарий, этапность - все то же самое. Даже мы предугадываем. Сначала - голая сила. Потом повозились с Кадыровым, и теперь я думаю, кто следующий - Завгаев или Хасбулатов? Наверное, Аслаханов? Все одно и то же. То есть, как сказал, наверное, самый умный генерал или политик Сергей Степашин, когда ему задали вопрос: "А нужно ли воевать в Чечне?" - "Но мы же воевали". Ему задали вопрос: "Нужно штурмовать Грозный или нет?" Он ответил: "Но мы же его брали". - "А вот федеральное, или президентское правление, или администрация?" Он сказал: "Но все же это было". Все, что сегодня здесь происходит, - это все было в ту войну. И то, что, наверное, собираются делать генералы и политики, это тоже было.

А отношение общественного мнения отличается, я думаю, потому, что к этой войне подготовились за эти три года. Это стравливание чеченцев с целью спровоцировать гражданскую войну, всевозможные экономические диверсии, впечатление неуправляемости, бандитизма, преступности - это все готовило общественное мнение. Чечня на них напала! Такая маленькая Чечня осмелилась напасть на великую державу - это надо додуматься. Затем взрывы в Москве, в Волгодонске, в Буйнакске. И без всякого зазрения совести обвинили в этом чеченцев. Хотя до сих пор нет ни одного факта, свидетельствующего о причастности хоть одного чеченца к этим террористическим актам. Россиянам преподнесли это как варварство: на нас напали, звери, что они делают? Затем громкие выражения: душить, мочить. Даже стыдно об этом говорить. Было подготовлено общественное мнение, что все беды от чеченцев, других проблем у России нет - одна Чечня.

И вторая причина изменившегося общественного мнения - полный информационный занавес. Официальную информацию просто стыдно слушать. Как в советское время, когда мы, будучи пионерами и комсомольцами, офицерами, читали газеты, слушали радио, смотрели ТВ и думали, что мы живем в самой прекрасной стране, в самом прекрасном обществе, а оказывается, мы жили в концлагере. Нам самим стыдно, до какой степени нас обманывали. А эта война хуже прежних - более грязная, более мерзкая, более варварская, более унизительная, и в первую очередь для России.

- С кем из российских политиков вы готовы сесть за стол переговоров и при каких условиях?

- Я президент Чеченской Республики Ичкерия. В России тоже есть руководство, президент Российского государства, есть генералитет. И у нас тоже есть главный штаб, оперативное управление. Российская сторона всегда выбирает, с кем вести переговоры: то с каким-то полевым командиром, то с какими-то марионетками. Все время Трошев говорит, что переговоры нужно вести с Кадыровым. Мы говорим: "Ну, ведите с Кадыровым переговоры". И что? Трошев и Кадыров подпишут соглашение - остановить боевые действия. И что дальше? Они выдумывают, с кем вести переговоры - с парламентом, с хорошим командиром... А с плохим командиром не надо? Это грязная политика. Для нас контакт с руководством России - не проблема. Есть представитель Масхадова, назначенный, чтобы поддерживать эти контакты, - министр образования Ериханов. Он имеет полномочия выходить на контакт с любым руководителем Российского государства, если это поможет остановить войну, начать переговорный процесс. Есть рабочие группы для подготовки переговорного процесса, есть с нашей стороны правительственная делегация, уже назначенная, которые могли бы подготовить переговорный процесс или встречу на высшем уровне. К этому мы готовы. Я не знаю, плохи или хороши политики в России, хороши или плохи генералы. У нас нет выбора. С нами воюет российская держава со всем военным потенциалом, который у нее есть. Мы знаем, что эту войну нужно остановить, начать переговоры и переговоры нужно вести именно на таком уровне, о котором я говорил. Наверное, все-таки в России должен быть человек, который мог бы поддерживать такой контакт с чеченской стороной или назначить рабочие группы, правительственные делегации. Но поставить точку в этой войне, предотвратить возможную войну в будущем, возможный геноцид, решить главную проблему Чечни и России, определиться во взаимоотношениях - это могут только два президента на высшем уровне. И больше никто. Если кто-то думает по-другому, то пускай попробует.

При каких условиях вести эти переговоры? Не должно быть никаких условий. Как написано в решении Стамбульского саммита ОБСЕ и резолюции Парламентской Ассамблеи Совета Европы: немедленно прекратить боевые действия и сесть за стол переговоров без предварительных условий. К этому чеченская сторона готова. У России проблема с этим. Им нужно обязательно обозначить статус, субъектность, территориальную целостность, неделимость России. Но у чеченской стороны тоже есть проблема. Какая? Гарантия безопасности своего народа от очередной войны. Не оставить больше права России наводить здесь конституционный порядок и проводить такие антитеррористические операции: в первой войне погибло 120 тысяч ни в чем не повинных мирных людей, в эту войну - более 40 тысяч. Это должно быть предметом обсуждения, и мы к этому готовы.

- Ожидаете ли вы начала таких переговоров?

- Ожидаю. Потому что все войны всегда заканчиваются переговорами. И заканчиваются переговорами противоборствующих сторон.

- Как вы относитесь к тому, что написано в новой книге Бориса Ельцина: произошедшее в Чечне - одна из самых тяжелых для него моральных нош. Хотели бы вы встретиться с ним? Если да, то для чего?

- Хотя я книгу не читал, но слышал, что Ельцин произнес такие слова, что он не снимает с себя вину за ту войну в Чечне и даже нашел в себе мужество извиниться перед погибшими, пострадавшими, наверное, перед российскими матерями. Когда я встретился с Ельциным после той войны 12 мая 1997 года, у меня создалось впечатление, что он тогда еще осознал свою вину, готов был нести за это ответственность и внутренне пережил эту трагедию. И, наверное, понял, что два года эти же грачевы его обманывали в буквальном смысле слова. А в конечном итоге ответственность должен нести он, вплоть до импичмента. Наверное, его меньше беспокоило это, а беспокоила чисто моральная сторона. То есть стрелочником оказался он. И он переживал. И тот документ, который был подписан Ельциным и мной - Договор о мире и принципах взаимоотношений между Россией и Чеченской Республикой Ичкерия, - тоже подписан не так просто, то есть ему захотелось, и он подписал. Он, по-моему, понял одно - хватит воевать. Ради чего, почему должны погибать ни в чем не повинные российские 18-летние пацаны? Сотнями, тысячами. Неужели у России нет других проблем, кроме Чечни? И он подписал этот фундаментальный документ и взял на себя такую ответственность. И после второй встречи в августе 1997 года, по-моему, мы максимально подошли к решению главной проблемы - определение взаимоотношений между Российским государством и Чеченской Республикой Ичкерия. Пошли на максимальный компромисс, на максимальные уступки вплоть до общего военного пространства, вплоть до общего экономического пространства. И я настаивал и требовал только одного: международной гарантии безопасности моего народа. У меня не вызвало удивления, что Ельцин произнес такие слова. Он должен был это сказать. Я хотел бы встретиться с Борисом Николаевичем Ельциным и предложить ему, чтобы он открыл глаза Путину, которого тоже обманывают. Воюют те же генералы. Притом еще капризничают. Когда в самом начале войны Ельцин им сказал: "Ребята, до войны не доводите", Квашнин в ультимативной форме сказал, что положит генеральские погоны, если их остановят. Понимаете, это те же генералы, которые должны были после той войны положить свои погоны перед своим президентом, а не в начале этой войны. За тот позор. И Ельцин должен был (я не думаю, что он не имеет влияния на Путина) подсказать молодому руководителю, что если его, Ельцина, - крупного политика, крупного руководителя, умудренного опытом, - обманывали те же генералы, значит, обманывают и Путина. И те же кошманы, только фамилии поменялись, вместо Завгаева стал Кадыров. Они тоже обманывают: сколько там боевиков осталось, кем управляет Масхадов, вот-вот все завершится.

Если бы Ельцин выступил инициатором прекращения этой войны, начала переговорного процесса, вот тогда бы он, может быть, эту тяжелую ношу отложил в сторону. Только поэтому я бы хотел с ним встретиться. И я думаю, что он бы понял.

- Имели ли вы какие-то контакты с вашим бывшим сослуживцем генералом Боковиковым, нынешним заместителем представителя президента Казанцева? Каковы ваши воспоминания о совместной службе с ним?

- Боковиков Владимир Николаевич был командиром артиллерийского полка в Венгрии в Южной группе войск. Я там проходил службу в городе Тата. И я был подчиненным Боковикова, командовал первым самоходно-артиллерийским дивизионом. Воспоминания о совместной службе самые приятные. Нормальный командир. Энергичный руководитель. Полк был одним из лучших в округе, в Южной группе войск. Все его подчиненные относились к нему с большим уважением. Я думаю, что такое же уважительное отношение было ко мне. Во время той войны мы раза два-три, по-моему, встречались во время переговоров. В ходе этой войны встретиться нам не удалось. И когда я узнал, что Боковиков назначен в Южный федеральный округ заместителем Казанцева, может быть, я сначала отнесся к этому с пониманием. Первое заявление Боковикова (это было похоже на него) звучало так: война - это плохо, с обеих сторон погибают люди, эту войну нужно остановить. И это было понятно. Но когда затем появились заявления о капитуляции, что Масхадову нужно куда-то уехать, я сказал, что это больше похоже на Манилова, но не на Боковикова. И если это говорит Боковиков от себя, то, наверное, Масхадова он знал как офицера, как подчиненного, как командира, но, наверное, не знал как человека. После этого у нас никаких контактов с генералом Боковиковым не было.

- Насколько тяжелой будет наступающая зима для ваших отрядов?

- Зимой нам легче воевать. Это огромная армия, масса техники, дождь, слякоть, зима, туман - больше неудобства. А для наших мелких маневренных групп не имеет значения, что зима, что лето. Зима - будем воевать, как зимой, летом - как летом. Многие генералы убеждают себя: осенью, зимой что-то там изменится. Ничего не изменится. Наоборот, генералы будут чувствовать больше неудобств, чем мы.

- Вы принимаете помощь добровольцев из других стран? Все силовые акции против федеральных войск совершаются под централизованным управлением? В том числе и террористические акты за пределами Чечни?

- Много говорят о добровольцах и даже говорят, что здесь воюют арабы, хаттабы, негры, наемники. По-моему, это больше политика. В ту войну были "белые колготки" из Прибалтики, литовцы, украинцы - то же самое. Я повторяю и со всей ответственностью заявляю, что воюют чеченцы, чеченские ополченцы, воюет чеченский народ. Да, есть добровольцы, но их десятки. Может быть, человек 50 - 60 арабов - те, кто остался после той войны. Есть дагестанцы, ингуши, кабардинцы. Но их незначительное количество. По-моему, и нет такой необходимости - приглашать сюда добровольцев из других стран.

Не все силовые акции, а противодействие федеральным войскам совершается под централизованным управлением. Про нас говорят, что здесь нет дисциплины, нет централизованного управления. Но как можно, никем не управляя, если никто не подчиняется, воевать год-два-три против такой большой армии? У нас даже трудноуправляемые осознают - победить такую армию можно только общими усилиями, только вместе и только тогда, когда мы управляемы. Если мы потеряем управление, если будет раскол, то нас точно замочат.

Теракты за пределами Чечни? Зачем ехать в Москву, взрывать мирных людей, ни в чем не повинных, когда здесь на каждом шагу, на каждом перекрестке стоят блокпосты, передвигаются колонны, омоновцы, контрактники - сколько хочешь этого добра здесь. Я никогда не был сторонником войны против женщин и детей - это участь слабого. К этому прибегают, когда видят, что проиграли. Я считаю, что мы достаточно еще сильны, чтобы не прибегать к этим способам. И в ту войну я не был сторонником этого, и в эту войну тем более. Мы воюем против федеральных войск, а не с женщинами и детьми.

- Во время первой чеченской войны вы утверждали, что это не война чеченцев и русских, но война воровская. Вы по-прежнему так считаете?

- Я действительно не считаю это войной между чеченцами и русскими. Я считаю русский народ жертвой лживой пропаганды, утверждающей, что чеченцы - это звери, все беды русских - от чеченцев, они придумали фальшивые авизо, они мафиози, они террористы, они бандиты. И русские этому поверили. И именно поэтому абсолютно незнакомый человек, новый человек в политике вдруг становится президентом. Но никогда ни один чеченец еще не думал, наверное, в том числе и я, что мы воюем с русскими.

Мне запомнился один разговор во время той войны. Приехали солдатские матери ко мне в штаб в Введено, они искали своих сыновей. Одна мать солдата мне говорит: "Наши политики, наши генералы присылают необученных, молодых солдат, наших сыновей, и они здесь погибают. Почему бы им не прислать контрактников, которые имеют опыт ведения войны?" Я на нее смотрел и удивлялся. Я говорю: "Как вам не стыдно мне об этом говорить. А нас что, можно убивать обученными контрактниками? Чеченцев можно убивать?" Ей, наверное, стыдно стало. Она так думала, и так думают обыкновенные простые русские. Это очень плохо. Это беда русского народа.

Мы действительно не воюем с русским народом, мы воюем с оккупантами. И будем воевать. И нам нельзя не воевать, даже нельзя плохо воевать, потому что эти же контрактники, омоновцы нам здесь показывают, что будет с нами, если мы будем плохо воевать. Поэтому мы будем хорошо воевать, учиться хорошо воевать до тех пор, пока будут убивать нас. Вот и вся наука.