17.07.2006
Дмитрий Кузнец. Дорогой смерти. Первый раз я видел его осенью 1994-го совсем рядом с базой антидудаевской оппозиции – селом Знаменское, что на границе со Ставропольем. Там в тот день оставалась сотня бойцов, пара десятков чиновников (у каждого автомат около стула), да пять офицеров российской госбезопасности, отвечавших за связь «революционеров» с Москвой. В тот день Шамиль Басаев пришел со своим абхазским батальоном решить проблему оппозиции раз и навсегда.
Чиновники в кожаных куртках с «калашниковыми» в дрожащих руках залегли за насыпью оросительного канала. Где-то далеко строчил пулемет. Наконец один решился выглянуть – и тут же пригнулся. «Это он», – одними бледными губами шепнул оппозиционер. Все тоже выглянули – и увидели группу дудаевских военных, столпившихся вокруг молодого человека в «афганке». Тут из-за Терского хребта появились вертолеты – это Россия впервые решила вмешаться в Чеченскую войну. Молодой человек повернулся и побежал прочь. Чиновники из Знаменского улюлюкали вслед. Шамиль Басаев, сбежавший с поля боя, не был слишком популярен в Чечне.
В начале первой войны Басаев прославился, но это была какая-то не чеченская слава – слишком расчетливый, мало огня. Настоящая слава пришла к Басаеву только после Буденновска.
Тем летом армия ворвалась в горы так стремительно, как у нее после никогда не получалось. Боевики разбились на отряды и пытались спрятаться в горных селах. Слухи поползли заранее – мол, Шамиль («он объявил себя смертником, слышал?») сидит в районе Дарго и решает, как ему захватить Москву («серьезно, а что ему еще остается?»).
До Москвы он не добрался (если и собирался туда вообще), а когда вернулся в Чечню, кажется, впервые осознал, что знаменит и ради этого стоит жить. Он все время смеялся, обнажая развалины задних зубов. Вокруг сидели соратники, отвечавшие ему дружным хохотом. Улыбающийся жизнелюб с неизменным «винторезом», взятым у убитого «альфовца» в буденновской больнице – этот образ приклеился к нему надолго.
Он смеялся и над странным Хоттабом, который тогда только приехал в Чечню и уморительно ругался на ужасном русском («женщина, сними джинсы, нельзя носить, весь джихад мне портишь»), и над преследовавшими его, как кинозвезду, журналистами. И даже над своим разрушенным домом в Ведено («как можно это село оборонять? Ровное место – никчемное село»).
Не смеялся только перед телекамерой. Говорил серьезно, как по писаному, всегда зная, что от него, злодея, ждут («мы до конца пойдем. Если надо, будем провода в Сибири срезать. Для нас все цели легитимные. Кроме детей»). Иногда предлагал сыграть в преферанс. Играл паршиво, хотя и не азартно.
От этой маски он избавился, только когда закончилась война. Кажется, именно тогда он перестал быть человеком.
Его личность уничтожила не какая-нибудь сентиментальность вроде смерти близких, а ущемленное самолюбие: его не выбрали президентом Чечни. Он был мрачен. Переехал в огромный дом в Грозном, которым, кажется, тяготился, – в нем был его предвыборный «офис». Бросил курить и стал «проповедником истинного ислама».
Потом он шел к только ему ведомой цели через Дагестан, отказавший ему в поддержке, через Грозный, где ему оторвало ногу, через «Норд-Ост», через Беслан.
После бесланской школы, говорят, испытал шок. Не из-за раскаяния, нет. Из-за того, что понял – его цель, ради которой он перестал быть человеком, недостижима.
В видеоархиве сайта боевиков последняя корреспонденция от него имеет подпись: «Уникальные кадры солнечного затмения, снятого Шамилем Басаевым».
Буденновск, 1995
Погибло 166 человек
Ранено более 400 человек
Таисия Чумак, сотрудник администрации города Буденновска, бывшая заложница
«Зла я никому не желаю, но мне хотелось бы, чтоб сообщение о смерти Басаева оказалось правдой. Хотелось бы, чтоб он понес такое наказание, уж слишком много горя и беды принес он в каждую семью здесь. Конечно, сильных эмоций сейчас я не испытываю. Принципиально его смерть ничего не изменит, на место Басаева может прийти один, другой, третий. Спокойнее жить не станет. Однако мне, пережившей этот захват, важно знать и видеть: за зло, принесенное другим людям, наступает расплата. Я не верю в суд человеческий, в этом мире не люди судьи. Вот судили, к примеру, Радуева, и что с того? Он умер в тюрьме».
Тушино, 2003
Погибло 16 человек
Пострадало 20 человек
Кирилл Вишнепольский, первый заместитель главного редактора русской версии журнала Forbes, был ранен во время теракта на рок-фестивале в Тушине
«У меня нет доказательств, что Басаев имел отношение к теракту на фестивале “Крылья”, как и нет доказательств, что он точно убит. Но я считаю хорошей новостью сам факт, что на Северном Кавказе захвачена взрывчатка, которая уже не приедет в Москву и не будет взорвана на каком-нибудь рок-фестивале, и при этом погибли люди, которые занимались организацией терактов».
«Норд-Ост», 2002
Погибло 130 человек
Пострадало более 700 человек
Татьяна Карпова, сопредседатель организации «Норд-Ост», во время теракта потеряла сына:
«Если мы возьмем наш теракт, то его возглавлял Мовсар Бараев. Это пособник Басаева, его подчиненный. Дважды появлялась информация, что он убит - в таких же великолепно проведенных силовых операциях. Но Бараев воскрес в “Норд-Осте” и убит в третий раз. Поэтому мы не уверены, что и сейчас убит именно Басаев. А если убит, то мы не уверены, что это была силовая операция, а не случайность - взрывчатку они перекладывали. После этого сообщения мы ждем не что иное, как закрытие следствия по нашему теракту. Если он [Басаев] не воскреснет через полтора месяца, может быть, наша реакция будет другая».
Беслан, 2004
Погибло 330 человек
Пострадало более 700 человек
Элла Кесаева, лидер организации «Голос Беслана», в школе №1 у нее погибли двое племянников:
«Мне странно, что это случилось накануне саммита. Я не верю, что это было спланировано и что за ним охотились. Я не верю в желание ФСБ уничтожить Басаева. Иначе он не терроризировал бы десять лет всю страну. Хотя, конечно, какое-то удовлетворение у меня есть. На него больше никакой теракт не спишут. Но Путин сразу сказал: это месть за кровь наших бесланских детей. Я с этим категорически не согласна - с тем, что президент записал себя в лагерь пострадавших. Вот уже два года мы его считаем наравне с Шамилем Басаевым…»