– Когда начали поступать первые люди, пострадавшие в результате спецоперации по освобождению заложников?

– Первые пострадавшие начали поступать где-то в 7-40 утра 26-го числа. Сначала несколько пораженных были доставлены “скорой помощью”. Буквально через пять-семь минут поток машин резко усилился, потом пошли автобусы. Автобусы, в том числе и без медицинского сопровождения, в которых находились пораженные в состоянии различной степени тяжести. Со “скорой помощи” шли наиболее тяжелые больные – как правило, в коматозном состоянии, без дыхания, без сознания, с еле работающим сердцем. Но они хотя бы поступали в сопровождении медработников, которые оказывали посильную помощь во время транспортировки.

Ситуация была такая: в реанимационное отделение, которое может принять максимум шестнадцать больных, в течение полутора часов поступило порядка восьмидесяти пяти пораженных. Крайне тяжелых: все без сознания, все с отсутствием дыхания и с очень нестабильной гемодинамикой. Если бы это произошло ночью, когда работала только дежурная бригада, то погибших было бы гораздо больше. Повезло, что это произошло на стыке смен, когда одна дежурная бригада уходила, другая – приходила. По сигналу тревоги практически все сотрудники через двадцать минут были в отделении. То есть уже в 8-10 наше отделение работало на полную мощность.

– Была ли какая-то информация от спецслужб относительно состава неизвестного газа?

– Абсолютно никаких данных не поступало о характере этого газа, об антидотах. Да и не нужен конкретный антидот. Его надо вводить в первые же минуты. А дальше, даже если есть какие-то поражения, то антидот уже не поможет.

Практически здесь был военно-полевой госпиталь. Представьте себе картину, допустим, в реанимации. На двадцати развернутых койках лежат больные, которым оказывается реанимационная помощь. И еще больше пораженных лежат практически на полу, на каталках и так далее. Им тоже оказывается помощь: искусственная вентиляция легких, непрямой массаж, капельное введение соответствующих препаратов... Нагрузка на коллектив, физическая и моральная, была колоссальной.

Более того, минут через пятнадцать от момента поступления первых больных мы почувствовали, что сами начинаем травиться. Появилось головокружение, зрительные нарушения, резкая слабость. Мы быстро открыли все окна, чтобы проветрить помещение, чтобы не дышать тем воздухом, который выдыхали больные. Аппаратов принудительной вентиляции, естественно, не хватало, и приходилось делать искусственное дыхание и через интубационные трубки, и “рот в рот”. То же самое делали и терапевты приемного отделения.

Должен сказать, что большое количество пораженных поступило уже мертвыми. Это в основном были те, кого везли в автобусах. Ситуация и эмоционально, и профессионально была крайне напряженная и крайне трагичная. Спецназ, конечно, сделал свое дело правильно. Ребята, которые пошли в здание, – честь им и хвала. Они сделали все, что нужно, и так, как нужно. Но совершенно не была продумана организация помощи в момент выноса пострадавших, оказания первой помощи там, на месте. И в дальнейшем система эвакуации абсолютно не была продумана – везли туда, где ближе. Потребовались, не побоюсь этого слова, сверхусилия всего персонала больницы, чтобы как-то принять и оказать всем достойную помощь.

– От чего зависела возможность выжить для пострадавших?

Непосредственно в больнице умерло немного людей. Из трехсот пятидесяти, которых нам доставили, умерло человек восемь по всем реанимационным отделениям. Привезено мертвыми было значительно больше. Общее количество, то есть и скончавшиеся в больнице, и те, кого привезли мертвыми, составляет около тридцати пяти человек. Иными словами – десять процентов.

Сейчас практически все больные, находящиеся в реанимации, выведены из тяжелого состояния. Остались только двое тяжелых больных. Одна больная крайне тяжелая: она находится в коме, имеется выраженное гипоксическое поражение центральной нервной системы.

– Каковы основные последствия отравления?

– Есть утраты некоторых функций головного мозга, некоторые проявления энцефалопатии. Но у подавляющего большинства этот газ, вызывающий глубокий наркотический шок, вызывает, как ни странно, и высокую переносимость центральной нервной системы к гипоксии. То есть, насколько я понимаю, он оказывает еще и цитопротекторное действие. Клетки головного мозга не успели погибнуть у подавляющего большинства привезенных к нам в состоянии клинической смерти. За счет этого какие-то личностные изменения, энцефалопатические проявления минимальны. Другое дело, что этот газ носит, я бы сказал, полиорганный характер воздействия на человека. Мы получаем сейчас лабораторные данные о том, что имеются серьезные поражения печени в первую очередь. Но есть тенденция к нормализации.

Что будет дальше, мы не знаем. Неизвестно, что это за газ, кто и как его испытывал. Осложнения могут появиться и через месяц, и через полгода, но ничего прогнозировать мы не можем. Наверное, применение этой смеси было единственным способом обезвредить всех, кто находился в здании. Наверняка дозу дали очень большую, чтобы ввести в состояние наркотического сна мгновенно и всех. Ведь угроза взрыва действительно была высока, судя по тому, что рассказывают люди, которые прошли через это.

Я повторяю, если бы после штурма была организована соответствующая помощь, если бы была развернута хотя бы пара полевых госпиталей где-то рядышком, то тогда погибших было бы значительно меньше.

– Не было ли со стороны спецслужб приказа удерживать выздоровевших пациентов в больнице?

– Нет, такого приказа нет. Правда, шла оперативная проверка всех поступивших. Из нашей больницы забрали одну женщину, чеченку. Видимо, подозревают, что она может относиться к группе террористов. Она поступила в коматозном состоянии. Женщина явно восточной наружности. Когда пришла в сознание, мы начали ее опрашивать, как и всех опрашиваем. Она назвала фамилию. Фамилия была соответствующая. Мы дали информацию, и часа через два с ней уже работала следственная группа. Я так понимаю, брали “пальчики”, проверяли на следы пороха или взрывчатки. В общем, работали часов десять. Не знаю, к какому выводу пришли силовики, но раз забрали, значит, у них есть достаточные основания.

– Как можно объяснить тот факт, что наряду с тяжелыми потерпевшими были и те, кто выбрался из ДК самостоятельно?

– Кому как повезло. Во-первых, распределение газа. Кто-то сидел в партере, кто-то на балконах. Концентрация газа везде разная. Во-вторых, многое зависело от организма человека, от восприимчивости, от индивидуальной реакции. Допустим, когда мы даем наркоз, мы рассчитываем вес, возраст больного. Все это рассчитывается при подборе дозы препарата для наркоза. А здесь дали убойную дозу, рассчитанную на то, чтобы всех нейтрализовать. У кого-то организм справился. Видимо, рассчитывали на то, что люди начнут достаточно быстро выходить из этого состояния. Спецназ же, по-моему, говорил о том, что террористов убивали, пока они еще находились в этом наркотическом сне, чтобы не успели, проснувшись, нажать на какую-то кнопку.

Наверное, расчет был на то, что все быстро очнутся. Но трое суток люди не пили и не ели, организм ослаблен. Были и дети, для которых доза оказалась слишком большой. Кому-то повезло больше, и они пришли в себя еще там. Другие впали в кому.